Укротители Быка

Обстановка выдавала стремление если не обеспечить удобство, то пустить пыль в глаза: массивная глубокая мебель по местной моде, тяжелые портьеры, и — весточка с Эмиратов — тканые ковры на стенах. Не гобелены, а именно ковры. Этот, в рабочем кабинете, изображал сцену Божественной Охоты.

Кшатра-Варья чудо как хорошо смотрелся с занесенным копьем в руке, да и Фрейя со своими волчицами… Старом немедленно овладело нечестивое желание перевесить шедевр неизвестных ткачей лицевой стороной к стене.

— О да, — Райн мечтательно выглянул в окно, где на пол-неба к западу вытянулись облачные перья, а под ними бестолково вертелись на ветру флюгеры сбегающих вниз с холма ремесленных кварталов[3]. — И ты думаешь, как долго нас будут хорошо принимать?..

— Полагаю, за недельку договор подпишем, а?.. — Стар картинно вольготно расположился в кресле, поискал, куда бы закинуть ноги, не нашел даже скамеечки и закинул попросту ногу на ногу. — Или ты боишься, что наши добрые хозяева устанут от гостеприимства и начнут гоняться за нами с топорами?..

— Разве что за тобой. Оскорбленные мужья и отцы… — чуть рассеянно, но ласково улыбнулся Райн. — Я другое имел в виду… — он рефлекторным жестом чуть потер глаза, как будто от усталости, и Стару стало немного не по себе: время еще не перевалило за полдень. — По мне так… по мне так расклад такой, что нас будут полоскать здесь долго. Возможно, месяца два или даже дольше. Кормчим понятно, что без этого договора Хендриксон не рискнет шевелиться, а там осень, дожди, распутица… воевать невозможно. Им спокойнее затянуть до будущего лета. И ни одна из прочих сил в городе не настолько влиятельна, чтобы заставить их прогнуться под себя.

— Вот как? — Стар чуть скривил губы. Он поверил Райну сразу и полностью: эти выкладки удивительным образом совпали с его собственным подотчетным беспокойством. — То есть что же, ты полагаешь, мы застряли здесь надолго?..

— Нет, — Райн подавил зевок и снова потер глаза. — Я полагаю, что есть способ сделать все быстро. Только это будет отнюдь не «прогулкой для получения бесценного опыта», как описывал герцог. Хотя опыт бесценный, не спорю, да…

— Ну-ка… — Стар подался вперед, и, по мере того, как Райн говорил, у него все больше и больше менялось выражение лица. Он даже принял особенно расслабленную позу, откинувшись на спинку кресла — так случалось с ним в момент наивысшего волнения.

— Ты сумасшедший, — наконец заявил Стар с не терпящей возражений убежденностью.

Перед взором его со скоростью выпущенной из лука стрелы проносились картины всевозможных нестыковок и неудач. Потерянные жизни, деньги, припасы… время! Драгоценнейшее время, без которого не обойтись.

Почему все планы Райна висят на волоске уже во время создания? Любой из них, единожды сорвавшись в любой детали, грозит немедленным повторением мединского кошмара: кровь на роговых надгробиях, смех бога, пальцы Фильхе, судорожно сжавшие решетку… Но у него почему-то всегда выходит, что иначе никак. Боги, какие угодно, хоть древние, хоть несуществующие: дайте мне силы распознать тот момент, когда придется его остановить, невзирая ни на что.

— О, почти наверняка сумасшедший, — рассмеялся Райн. — Где уж сохранить здравый рассудок при моей профессии и образе жизни!.. — он вдруг сменил тон. — Подыграешь мне?

На секунду повисла длинная-длинная, наполненная солнечным светом и воплями коробейника с улицы («А вот кому эликсир молодости?.. А вот любистоки, всего девять шпилей[4]…») пауза.

Отчего-то вспомнилась Вия, какой Стар видел ее в последний раз, в Чертовой крепости: она сидела у окна над пяльцами и шила, склонившись над сложным узором из птиц, пролетающих сквозь кольца.

Стар передернул плечами и сказал:

— Ариман тебя раздери, куда я теперь денусь! Но ты, Гаев, на тридцать три раза проверишь шансы! И упаси тебя вся Семерка и все Изгнанники свалиться в приступе в решительный момент.

— Само собой! — Райн широко, радостно улыбнулся. — Дорогой мой Ди Арси, все будет зависеть от завтрашнего приема у Первого Кормчего.

* * *

Тяжелая изумрудно-зеленая портьера колыхнулась, вымела мраморную мозаику пола желтыми кистями, когда хлопнувшая дверь отрезала кабинет, где решались судьбы Быка. Или, по крайний мере, некоторый отрезок судьбы.

Стар казался разъяренным — ноздри его раздувались в бешенстве, глаза сверкали, кулаки сжимались так, что массивные обода перстней вдавливались в кожу. Райн, поджидавший в приемной у небольшого столика приветливо улыбнулся, поднимаясь навстречу.

— Ну что, господин Первый Кормчий не принял тебя всерьез?

— Он оскорблял меня! — Стар стиснул зубы. — Впрямую оскорблял! Он ни в грош не ставит ни Хендриксона, ни меня.

— А я говорил тебе, что так и будет, — заметил астролог. — Уверен, ты опять вспылил слишком рано.

Стар на секунду замер и смерил его долгим взглядом.

— Будешь еще ты меня учить, — процедил он сквозь зубы и, жестко ударяя каблуками по безответному черному мрамору, прошагал к лестнице.