Укротители молний

С а в е л и й. О!.. Это из всех гостей гость! Сын моего боевого командира. Парень — огонь!.. Как взгляну на него — Сталинград тут же вспоминаю! Вылитый батя: и по ухватке, и по походке, даже голос — и тот отцовский.

Ш у л и г а. Отец-то жив сейчас?

С а в е л и й. Жив… В Новосибирске, в Академгородке, большими делами ворочает. Физик. Недавно в «Правде» про него писали.

Ш у л и г а. А эта? Чувиха в джинсах?..

С а в е л и й. Сергеева сеструха. В консерватории учится.

Ш у л и г а. Вон ты с кем, Савелий Тихонович, якшаешься? А я-то, грешным делом, думал…

С а в е л и й. Что ты думал?

Ш у л и г а. В зятья к тебе хотел набиться.

С а в е л и й (выронил ложку). В своем ли ты уме, шайтан турецкий? Наташка — дите, тока школу закончила. А ты…

Ш у л и г а. Что я?

С а в е л и й. Да ты ведь, сатана тебя расшиби, прошел и крым и рым!.. Не бывал тока у черта на рогах.

Ш у л и г а (прикуривает от уголька). Бывал, Савелий Тихонович, и у черта на рогах. Но это там, на Колыме, в колонии особого режима. А сейчас, видишь: почет и уважение! Расконвоирован. Через полтора года раздастся звонок — и Володька Шулига получит красную паспортину и может писать мемуары о своей прошлой жизни.

С а в е л и й. Насчет Наташки ты брось!.. Я в Сталинграде не таких, как ты, через себя бросал! А тебя!.. За мою сиротку!..

Ш у л и г а. Что ты меня?

С а в е л и й (наступая на Шулигу). Вот этими своими руками распотрошу, как чебака селитерного, и кишки выпущу!..

Ш у л и г а. Побереги нервы, Савелий Тихонович. (Достает флягу, наливает в пробку-стаканчик, протягивает Савелию.)

С а в е л и й (отстраняя спирт). Слыхал я, по какой смурной статье ты восьмой год эти бахилы носишь.

Ш у л и г а. Кто это тебе про меня наболтал? Уж не рыжий ли паскуда?..

С а в е л и й. Так что ты это учти, паря. И свои дурацкие задумки выкинь из головы. Наташка уже перебралась в город. Поступила работать в институт, к самому академику Островерхову.

Ш у л и г а. Полы мыть в кабинете академика и ведра с мусором вытаскивать? Недурно придумали твои гостечки в соломенных шляпах! (Отходит от костра, но тут же возвращается.) Ты хорошенько приглядись, Савелий Тихонович, к этому фраеру с бакенбардами. Вчера я видел своими глазами, как он лапал Наташку на гаревом мысу. А целовал ее так, что я от расстройства чуть из лодки не вывалился.

С а в е л и й. Что?! Что ты сказал?!

Ш у л и г а. Говорю то, что видел. Твой командир стал большим ученым, о нем пишут газеты!.. А ты, егерь Савелий Истомин, как был рядовым солдатом, так и останешься им до тех пор, пока не высохнет это озеро. Ну, я пошел. (Остановился.) А расконвоированного Шулигу ты еще вспомнишь… вспомнишь, когда твоя сиротка принесет тебе в подоле внука или внучку… А твой бывший боевой командир, великий физик, не захочет быть дедом младенца. А тебя, старого искалеченного солдата, этот физик не пустит на порог своего кабинета, если ты вздумаешь поговорить с ним по душам. Понял, Савелий Тихонович, какую пакостную игрушку лепит жизнь? Приятных снов тебе, Савелий Тихонович.

С а в е л и й. Ах ты, стервец! Да как ты смеешь?! (Направляется следом за Шулигой, но тут же возвращается к костру.)

Шулига исчезает в темноте. Савелий в задумчивости сидит у костра. С наблюдательной вышки по лестнице спускается  Н а т а ш к а. Подходит к костру.

(Наташке.) Принеси ключи от моторного вельбота! Да поживей! (Возится у костра.)

Наташка скрывается в избушке и тут же появляется с ключами.

Н а т а ш к а. Только сам-то смотри поосторожней. Ветер-то вон какой…

С а в е л и й. Говорил им, чертям полосатым: возьмите спасательные пояса. Погордились: мы пловцы, с разрядом!.. (Надевает спасательный пояс, застегивает брезентовую куртку.)

Н а т а ш к а. Возьми меня с собой, пап?

С а в е л и й. Марш в избушку! Да закройся на задвижку. Тут эти… шастают… Расконвоировали их, бандюг!.. В ружье два патрона. В случае чего… стрелять ты умеешь. Ступай.