Улан. Трилогия

Здесь же занятия шли три-четыре часа до обеда, да после обеда пара-тройка часов уходила на военную подготовку – и всё… Считалось, что этого вполне достаточно, ну а если есть желание, то господа кадеты могут заниматься дополнительным самообразованием в библиотеке или с помощью педагогов.

Щаз! Дети и подростки не слишком-то желали заниматься дополнительно, хотя были и исключения – нечастые. В основном же свободное время было занято играми, шатанием по городу (кто постарше) и прочими – столь же "интеллектуальными занятиями.

Князь же видел полноценное военное училище – без чистки картошки и прочих нарядов по кухне, разумеется. Ну и составил…

— А отдыхать когда?! — С ужасом воскликнул наследник, увидев предполагаемое расписание.

— Лучший отдых – перемена занятия, — спокойно ответил попаданец. Он привык постоянно чему-то учиться и просто не понимал "лентяев".

— Но не столько же! — помахал Пётр бумагами со священным ужасом в глазах.

— Почему?

— Ну сам смотри, — ответил цесаревич и начал читать:

— Подъём в шесть утра (зимой позже, летом раньше); в шесть десять – молитва; в шесть пятнадцать – семь ноль-ноль зарядка; семь пятнадцать – завтрак… У тебя же день курсантов расписан до самого вечера!

— Неправда, — обиделся Грифич, — только до четырёх, а дальше – всевозможные клубы и время на самоподготовку.

— Хоть объясни мне – что такое клубы в твоём понимании? — с видом мученика сказал Пётр.

— Ну как же, — удивился попаданец непониманию очевидных (для него) вещей, — собираются вместе под руководством наставника и занимаются чем-то полезным – фехтованием, борьбой, химией, музыкой.

Утвердил.

Нововведения вводились не сразу, так что у кадетов была возможность оценить всю степень "коварства" нового директора и подростки начали роптать. Однако князь не унимался и придумывал всё новые и новые затеи. Вот и сейчас вызванный к начальству кадет стоял, боясь пошевелиться.

Ещё бы – ладно сам полковник, но здесь же был и цесаревич, приехавший инспектировать Корпус…

— А мундир кадетский чем тебя не устраивает? — откровенно веселясь спросил Пётр, — смотри, какой вид бравый.

Кадет приосанился, но князь только фыркнул. Проведя рукой по парику подростка, он с видимым отвращением отряхнул её и проговорил:

— Пудра – не порох, букли – не пушки, коса – не тесак, а он – не немец, а природный русак!

Наследник аж приоткрыл рот от столь высокой поэзии, хохотнул… Затем погрузился в молчание. Длилось оно недолго, Пётр Фёдорович встал из кресла и махнул рукой на Владимира.

— Убедил. Всё. Корпус полностью на твоём усмотрении.

Если окружающим действия попаданца казались необыкновенно энергичными, то самому Владимиру казалось, что время как будто застыло – настолько неторопливо относились люди к своим обязанностям. За обучение Павла он взялся в сентябре, в октябре взялся ещё и за Шляхетский Корпус, а что-то конкретное удалось сделать только к концу ноября.

Не сказать, чтобы много, но по крайней мере, воспитанники уже поняли, что такое утренняя зарядка и клубы. По поводу же "грифоновски жестокой" учёбы, недовольство нивелировалось нормальной одеждой. Она пока ещё только шилась, но кадеты успели оценить отсутствие париков и удобство покроя. Оценили и клубы – для начала князь выбил химическое оборудование из Академии наук и нашёл хорошего преподавателя – одного из учеников Ломоносова.

Познакомился он и самим учёным, но мельком – полковник сейчас настолько закружился в текучке, что на нормальное общение времени просто не было. Точнее – свободное время было, но из-за графика самого князя, только по ночам. Даже тренировки пришлось перенести на раннее утро и теперь они с Тимоней оккупировали спортзал в четыре утра. В остальное же время – учёба Павла, дела Корпуса, беседы с поставщиками и потенциальными педагогами, разговоры с членами императорской семьи и царедворцами, собственная учёба, какие-то изобретения.

Пока что изобретение было всего одно – мясорубка. Посмотрев на Елизавету, которая не могла даже нормально есть, Владимир нарисовал эскизы мясорубки, затем побеседовал с гончаром, вылепившим модели деталей и наконец – одним из литейщиков, работающих на Двор.

Мясорубка получилась монструозная – в несколько раз больше оригинала. Однако работала отменно и изначально была снабжена несколькими насадками. Изобретение оценили – не только государыня, но и сановники постарше. Ну что тут скажешь – в преклонном возрасте проблемы с зубами есть у многих, а вот зубных врачей поблизости не наблюдается…

Вскоре литейщик озолотился – копии "пошли в народ". Доля попаданца? Не смешите – патентное право в эти времена… Были какие-то зачатки и князь узнавал предварительно, но смысла в патентовании данного изобретения не было – "выхлоп" очень уж маленький.

Состояние Елизаветы было совсем уж хреновым и пусть попаданец не помнил даты её смерти в РИ, было ясно, что – всё… Не сказать, чтобы он прямо так сильно привязался к императрице, но какую-то благодарность к ней всё же испытывал. Поэтому и взялся за написание музыки к похоронам.