Улети на небо

…он пришел в себя и повернул голову: слева в черноте ночи брели его товарищи и слышно было бряцание ременных винтовочных антабок… справа мерцали неясным голубым светом щербатые доски гроба… он поднял левую изуродованную руку и внимательно осмотрел окровавленные тряпки… три пальца вместо пяти… ему стало нестерпимо жалко себя, и слезы снова выступили у него на глазах… неожиданно из рукава шинели показалось маленькое красное пятнышко, и он подумал, что вот уже и шинель кровоточит, но пятнышко стало двигаться, и он понял, что это маленькая веселая божья коровка, отогревшись в горячем рукаве, выползла на тридцатиградусный мороз, чтобы скрасить его одиночество, обнадежить и подбодрить… в кромешной тьме божья коровка ползла по рукаву… выбралась на забинтованную руку и двинулась дальше, к вершине скрюченных пальцев… он едва улыбнулся — только одним уголком губ — и тихо-тихо прошептал: «Божия коровка… улети на небо, принеси мне хлеба…»… а маленький красный жучок, словно услышав этот шепот, заинтересованно повернулся и щелкнул надкрыльями… «черного и белого, — прошелестело в темноте, — только не горелого…»… Божья коровка поудобнее устроилась на вершине пальца, едва заметно поерзав, с легким треском расправила надкрылья, выпустила прозрачные сетчатые крылышки, похожие на голубовато-коричневые витражные стекла, пружинисто снялась с места и медленно, тяжело, с едва заметным гудением взмыла в морозное небо — прямо к мерцающим вдалеке холодным звездам… к холодным звездам…

…она кружила над ним в полутемноте пыльной комнаты, где уже стали просыпаться другие насекомые, — бабочки, стрекозы и золотые бронзовки, и полковник подумал, что надо бы вставать, — сколько можно валяться без сна на продавленном диване! — ведь сегодня четверг, а это значит, что скоро придет молодой китаец из Харбинского общества призрения: наведет порядок, выметет раздавленных или опаливших свои нежные крылышки над опиумной лампой насекомых, помоет полы, может быть, даже протрет пыль…

Но вставать не было сил; он отодвинул комиссара Мельникова, подобрался, меняя положение затекшего тела, и увидел, как стены его квартиры сжимаются, а сама квартира уменьшается до размеров маленькой комнаты, нищей, грязной и почти лишенной мебели.

В другой жизни, в другую эпоху, лежа на продавленном диване в замызганном китайском углу, он развернул «Харбинский вестник» и под рубрикой «Хроника» с изумлением прочел: «Третьего дня в Харбине генерал Жанен в торжественной обстановке вручил генералу Сыровому орден Почетного легиона за успешную эвакуацию из России союзных войск». «Так вот как они вручают друг другу ордена за нашу кровь! — подумал он тогда. — Впрочем, не зря Харбин называют хорошей могилой… Пусть не человека, но уж имя его во всяком случае можно похоронить здесь навсегда».

Всего две недели понадобилось ему, чтобы найти Жанена, изучить пути его следования и понять, в какое время и где он бывает.

Генерал собирался в поездку по стране и ранним сентябрьским утром в сопровождении свиты прибыл на харбинский железнодорожный вокзал. В памяти полковника хорошо сохранился тот день: проснувшись еще ночью, он умылся и тщательно выбрил подбородок, надел военный мундир со всеми наградами и вышел из своей полуразвалившейся халупы.

На вокзале он сразу увидел Жанена и группу сопровождавших его офицеров. В ожидании поезда они медленно прогуливались по перрону.

Полковник прикрыл глаза ладонью и увидел ту незабываемую сцену как бы со стороны: мелкий дождь моросил по рельсам, шпалам, пристанционным строениям и зданию вокзала, придавая всему вокруг свежий и умытый вид… по перрону медленно-медленно, в каком-то сонном полузабытьи шел генерал, и в полшаге от него шли офицеры свиты… навстречу, словно то была дуэль, так же медленно и так же сонно шел он, молодой поручик в вычищенном и выглаженном мундире со всеми своими орденами и медалями, с особой гордостью своей — орденом Николая Чудотворца, который считался Георгием 20-го года… и вот они поравнялись и остановились друг против друга… не отдавая чести, он произнес: «Господин генерал!».

Жанен машинально поднял руку в черной кожаной перчатке к козырьку: «Что вам угодно, господин поручик?».

Его визави сунул руку в карман, и офицеры свиты, напрягшись, положили ладони на кобуры своих пистолетов…

«Мне угодно, — произнес он с вызовом и запнулся от волнения, — …мне угодно, ваше превосходительство, вручить вам плату за нашу кровь!» И с этими словами он резким движением от пояса швырнул в лицо генералу горсть широко разлетевшихся монет.

Генерал побледнел.

«Извольте получить ваши тридцать сребреников!» — презрительно сказал он Жанену и дерзко глянул ему в глаза.

Генерал неловко переступил с ноги на ногу и вгляделся в невзрачного поручика. Сколько было их на его российском пути, безымянных поручиков, подпоручиков, капитанов… да кого только не было, всех не упомнишь… то были винтики, гвоздики, щепочки, песчинки — безымянные осколки великого народа, безвестные останки великой страны…

Поручик четко, по-уставному развернулся и строевым шагом пошел прочь…