Улица Красных Зорь (сборник)

– Я ослепил его, – сказал Юрий Дмитриевич, – я преступление совершил… Я человек… Человек, который с самого начала чувствовал себя завоевателем… Жестокостью и добром завоевал он планету… Убивал и приручал… Вот собаки… Жалкие шавки, ждущие, когда им бросят кость… Сейчас много пишут про дельфинов… Умные, таинственные существа… Пока человек охотился на них, они были в безопасности как личности… Но сейчас человек собирается вынуть свое страшное, неотразимое оружие… Добро… И дельфинам грозит превратиться в глупых морских коров… В утепленных бассейнах… Мы не умеем сотрудничать на равных, мы умеем приручать… Кто знает, как далеко шагнула бы цивилизация, если б с самого начала человек не приручал, а сотрудничал бы с животными…

– Эге, – сказал Коновалов, поглядев на окровавленную ладонь Юрия Дмитриевича, – да тебя, братец, давно ищут… – Он цепко и больно схватил Юрия Дмитриевича за локоть и крикнул: – Надя, пойди скажи, псих, которого ищут, здеся…

Далее возникли какие-то обрывки. Аким Борисыч исчез. Появились Григорий, Нина, Бух и еще несколько лиц. Юрия Дмитриевича усадили в машину и прямо в машине начали переодевать во всё сухое. Затем Юрий Дмитриевич оказался в своей квартире, где не был уже почти месяц. Было очень душно, очевидно, весь месяц комнату не проветривали.

– Надо проветрить, – сказал Юрий Дмитриевич, – жарко.

– Здесь болит? – спрашивали Юрия Дмитриевича и больно жали ребра. – А здесь?..

– У меня копье болит, – сказал Юрий Дмитриевич, – которым зверей колют… Не знаю, может, благороднее убить, чем приручить… Пока человечество не поймет этого, оно не будет иметь нормального права выйти в космос и встретиться с иными мыслящими существами…

Юрий Дмитриевич сел, схватившись рукой за коврик и второй рукой отталкивая Нину, пытавшуюся его уложить.

– Один метафизик заявил: жизнь есть форма болезни материи… Материя активно противоположна жизни… Ну и что же, отвечаю я ему… Вас пугает слово «болезнь»… Но разве брюшной тиф не есть жизнь брюшной палочки длиной в два микрона, для которой вселенной является кишечник человека?.. Давайте подумаем, что такое здоровье… Здоровье кишечника есть смерть палочки брюшного тифа… Здоровье – смерть… Болезнь и лечение есть разновидность дарвиновской борьбы за существование… Хочется только верить, что если человек и болезнь вселенной, то это ее длительная, неизлечимая болезнь… Ощущая боль, природа познает себя…

Далее начался бессвязный бред. Юрию Дмитриевичу ввели успокаивающее средство. Днем вместе с Бухом приехали профессор Пароцкий и врач-терапевт. Помимо тяжелого расстройства сознания, у Юрия Дмитриевича установили крупозную пневмонию, двустороннее воспаление легких.

V

В ноябре Юрий Дмитриевич вернулся с юга. Болезнь резко изменила его характер, он стал замкнут, молчалив, ему было стыдно того, что произошло с ним, и в каждом он подозревал насмешника. Однако Бух успокаивал Нину, говорил, что это обычные рецидивы, которые постепенно исчезнут. И действительно, в Крыму Юрий Дмитриевич рассеялся, повеселел. Если ранее, до болезни, он не обращал особого внимания на еду, на свою внешность, то теперь он полюбил вкусные, необычные кушанья, полюбил красивую одежду. На туалетном столике у него теперь стояли флаконы дорогого одеколона, мази, придававшие свежий оттенок коже, мази, предохранявшие от морщин, лежали щипчики, щетки, пилочки для ногтей.

Вначале Юрий Дмитриевич и Нина жили в Алуште, потом переехали в Евпаторию. В Евпатории они подружились с пожилой четой. Это были добрые, но скучные и неумные люди, однако Нине каждый вечер приходилось гулять с ними по набережной, так как Юрий Дмитриевич, надушенный, с подкрашенными бровями, в прекрасном костюме и в галстуке, со вкусом подобранном, уходил, как он говорил, «в одиночестве наслаждаться морем». Нина знала, что у Юрия Дмитриевича был роман с какой-то актрисой, а когда актриса уехала, он завел роман с официанткой чебуречной. Лежа на тахте в гостинице, Нина плакала и ругала себя за это, называла эгоисткой, так как уверила себя, что такая жизнь укрепляет здоровье Юрия Дмитриевича.

Однажды Юрий Дмитриевич пришел перед рассветом, сел рядом, обнял Нину, которая, не раздевшись, пролежала без сна на тахте, и сказал, улыбаясь:

– Ах, Нина… Как мы часто забываем… Вернее, не умеем ценить собственное тело… Это единственное, что нам принадлежит на этом свете… Наша духовная жизнь принадлежит не нам, а чему-то всеобщему… Чему-то, еще недостаточно ясному… Все душевные болезни – это месть нашего тела, которое в отместку за невнимание к себе лишает человека своей опоры, передав его целиком духу…

От Юрия Дмитриевича пахло вином, мясом, пряностями, и, когда он уверенными движениями начал расстегивать кофточку у Нины на груди, она испытала страх, точно Юрий Дмитриевич исчез, а к ней в номер ворвался пьяный насильник. К тому ж между ними давно не было близости, Нина отвыкла от него; она села и, прикрыв свою грудь локтями, сказала:

– Потом… Не сейчас… Ради бога…