Томас вновь медленно перечитал письмо – не потому, что невнимательно отнесся к каким-то его словам, а просто из-за того, что ему хотелось продлить ощущение близости с женой. Ему даже казалось, что в коридоре уже звучат ее торопливые шаги, что вот-вот распахнется дверь и она войдет в кухню.
К тому же ее письмо помогло разрешить загадку исчезновения Анри Боннара. Полицейский вдруг невольно улыбнулся. После долгих мучительных размышлений его приятно порадовала мысль о том, что исчезновение француза объяснялось самыми великодушными причинами. Томас надеялся, что посол в Лондоне оценит преданность другу как качество, значительно превосходящее неблагоразумие посещения ночного заведения с крайне сомнительной репутацией. Даже если верны слухи о его скандальной непристойности, молодые люди всегда были склонны посещать подобные места, пусть даже из любопытства и известной бравады.
Не из-за этого ли он пылко спорил с Орландо Антримом? Может, последний стремился убедить его в необходимости поехать и дать показания? И в итоге Боннар, видимо, согласился…
Суперинтендант, поморщившись, допил еле теплый чай – хотя любил обжигающие напитки – и встал из-за стола, забыв о свернувшемся у него на коленях Арчи.
– Прости, дружок, – рассеянно извинился он перед упавшим на пол котом, – получай дополнительное угощение к завтраку. Надеюсь, Арчи, ты понимаешь, что когда приедет ваша хозяйка, вы вернетесь к нормальному рациону питания? Уже не будет никаких лишних угощений. И вам также придется вернуться на вашу собственную лежанку… и тебе, и Ангусу!
Арчи с урчанием крутился возле его ног, оставляя на брюках рыжеватые и белые шерстинки.
Не имея иного выбора, Питт отправился на встречу с Сесиль Антрим, захватив ее непристойные фотографии. Он предпочел бы избежать этого разговора, сохранив свои иллюзии и просто представив, что она могла бы дать объяснения, делающее ее поступки понятными и, в общем, невинными. Ее ведь могли вынудить к этому шантажом, поставив под удар чью-то судьбу, а любой шантажист вполне мог заставить красивую женщину участвовать в таких съемках. Для подобной версии не требовалось даже богатого воображения. Часть прочих фотографий определенно могла бы использоваться для шантажа, если б запечатленным на них персонам светило повышение по службе или предстояло занять более респектабельное положение в обществе. А получаемые таким способом деньги могли бы объяснить стиль жизни Кэткарта и последние приобретения Лили Мондрелл. Но полицейский не мог с легкостью представить Сесиль Антрим в роли чьей-то жертвы. Жизнь в ней била ключом, и она обладала незаурядной смелостью, толкавшей ее на борьбу за собственные убеждения, невзирая на возможные губительные последствия.
Он нашел ее вскоре после полудня в театре, где продолжались репетиции «Гамлета». Телман тащился за ним с крайне недовольным видом.
– Опять Шекспир! – процедил он сквозь зубы.
Больше Сэмюэль ничего не прибавил, но остальные мысли выразило красноречивое выражение его лица.
Как и раньше, их пропустили в театр неохотно, и им пришлось так же дожидаться за кулисами подходящего перерыва, когда персонаж, с которым они хотели побеседовать, окажется незанятым в репетируемой сцене. Сегодня в театре гоняли пятый акт на церковном кладбище. Двое могильщиков рыли могилу, рассуждая о том, что вроде как и не положено хоронить самоубийцу в освященной земле. Они немного побалагурили, потом один из них ушел, а второй продолжал копать, напевая что-то себе под нос.
После этого появились Гамлет и Горацио, теперь уже в костюмах. До премьеры оставалось совсем мало времени, и Питт сразу заметил, насколько более уверенной и тонкой стала актерская игра. На сцене царила достоверная атмосфера былой эпохи, и героев так поглотили шекспировские страсти, что они уже не нуждались ни в каких подсказках и указаниях, начисто забыв о существовании реального мира.
Томас глянул на внимавшего актерам Телмана, заметив, как заблестели его глаза. Выражение лица инспектора невольно стало каким-то просветленным после непривычных ему выразительных модуляций их голосов, произносивших гениальный текст, которому удавалось произвести впечатление на множество людей, включая и самого Питта, хотя в театре он слышал «Гамлета» впервые.
– «Бедный Йорик! Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия…»
Глаза Телмана исполнились изумления. Инспектор уже забыл о своем начальнике. Он таращился на гипсовый череп в руке Орландо Антрима и видел в нем источник того самого остроумия.
– «Ну-ка ступай в будуар великосветской женщины, – произнес Орландо ироничным, звенящим от затаенной боли голосом, – и скажи ей, какой она будет, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить ее этим пророчеством. Скажи мне одну вещь, Горацио».
– «Что именно, принц?» – поинтересовался второй актер.
Сэмюэль немного подался вперед. Его лицо походило на маску, на нем не дрогнул ни единый мускул, а завороженные глаза не могли оторваться от малого круга света на сцене. Он впитывал в себя каждое слово.