Конечно, не стоило! О чем тут думать? Она ведь тоже не замечала его чувств… Задумалась ли она хоть на мгновение, как трудно ему было войти в ее семью и, сознавая, что у него никогда не было своих собственных детей, видеть ее дочерей и внуков? Они могли научиться любить его, но иной любовью. Сущность родственной принадлежности настолько важна, что… Насколько важна? Мария Эллисон обзавелась семьей и прожила всю свою зрелую жизнь, заключенная в таком ледяном аду одиночества, который Кэролайн даже не могла вообразить. Она лишь мельком представила тот ужас, но не имела понятия, что он мог бы сделать с нею со временем. Протяженность времени невозможно было воссоздать мысленно: оно включало в себя удручающие перемены, истощение, постепенное угасание надежды…
Теперь миссис Филдинг стало гораздо понятнее, что так печально повлияло на личность старой дамы. Но что побудило Эдмунда Эллисона стремиться к зверским удовольствиям? Какие дьяволы взяли верх над его душой и изуродовали ее, оставив ему лишь благопристойную человеческую маску?
Этого она никогда не узнает. Ответ похоронен вместе с ним, и лучше уж сейчас предать этот ужас забвению, позволить ему отойти во мрак прошлого, закрыв его новыми обнадеживающими воспоминаниями.
– Он великолепно сыграл, правда? – раздался тихий голос Джошуа из темноты двуколки рядом с миссис Филдинг.
Несмотря на разделявшую их одежду, ее толстую накидку и его пальто, Кэролайн сразу почувствовала, как он напрягся в ожидании ответа.
– О да, – честно признала она. – Но я сомневаюсь, что эта роль сделает его счастливым.
Ее муж долго молчал; затем наконец все-таки спросил:
– Что ты имеешь в виду?
Женщина поняла, что надо постараться как можно точнее выразить свою мысль, не превратив ее в легкомысленный лепет. Нельзя было запинаться и бормотать что-то, пытаясь передать свои интуитивные ощущения, иначе, запутавшись в них, можно сбиться с верного пути.
– Он сумел передать ужасающее понимание страданий Гамлета, – начала она. – Точно он сам столкнулся со своеобразным видом безумия, увидел его воочию. Не уверена, способна ли я поверить, что такое можно изобразить, просто обладая богатым воображением. Придание чьим-то кошмарам нового образа, вероятно, возможно, но их не воплотить без личного сопереживания, без какого-то личного соприкосновения с безумной реальностью. И эта реальность не покидала его еще долго после того, как упал последний занавес.
Двуколка быстро ехала по ночным улицам. Случайные фонари других экипажей на мгновение выхватывали их из темноты и тут же проносились мимо и исчезали.
– Ты так думаешь? – спросил Филдинг.
В его голосе не прозвучало ни малейшего неодобрения.
Супруга немного придвинулась к нему и сама почувствовала чуть большую близость.
– История свекрови заставила меня понять многое из того, чего я прежде не замечала. И в частности, какой ущерб может повлечь за собой жестокость, особенно когда этот ущерб хранят в тайне от всех, делая недоступным для исцеления. Талант – это великий дар, и, безусловно, мир нуждается в талантливых людях, но важнее быть добрым. Талантливый или одаренный человек может заставить людей как смеяться, так и задуматься, и, вероятно, даже обогатиться в духовном смысле. Но именно великодушие дарит радость. Я не пожелала бы никому из своих любимых стать успешным артистом, если б это призвание могло испортить или омрачить его жизнь.
Джошуа мягко накрыл руки женщины своей ладонью и слегка пожал их.
Двуколка пошатнулась, заворачивая за угол, и вновь покатила прямо.
Актер развернулся к жене, подался вперед и с особой нежностью поцеловал ее губы. Его теплое дыхание овеяло ее щеки, и она, подняв затянутую в перчатку руку, коснулась пальцами его волос.
Мужчина вновь поцеловал Кэролайн, и она смелее прижалась к нему.
Глава 13
Получив письмо от Кэролайн с адресом второго продавца фотографий и открыток с той же Хаф-Мун-стрит, Питт, сдерживая сильнейшее раздражение, отправился с Телманом повидать этого выжигу.
– Ничего подобного! – возмущенно заявил торговец, стоя за своим прилавком и со злостью взирая на полицейских, которые ворвались в его лавку и уже этим принесли ему заметный убыток. – Я продаю только приличные и благопристойные открытки; вот, сами гляньте, их не стыдно показать любой леди!
– Я вам не верю, – коротко бросил Томас. – Однако мы легко сможем это выяснить. Я выставлю у вашей двери пост, и наш констебль будет проверять все, что вы продаете. И если все так благопристойно, как вы заявили, то через месяц-другой мы узнаем все доподлинно.
Лицо продавца побелело, заблестевшие глазки прищурились.
– И тогда я принесу вам извинения, – насмешливо закончил суперинтендант.
Владелец лавки злобно, но едва слышно выругался себе под нос.
– Итак, – резко сказал Питт, – если вы еще разок взглянете на эту фотографию, то наверняка сможете сообщить мне, когда сами приобрели ее, как много копий продали и кому именно, мистер…
– Хэдфилд… Как я могу упомнить всех, кому продавал их! – Голос торговца сорвался на возмущенный визг.