Улица Пратер

Мы еще раз осмотрели двор. Вдоль всей стены дома тянулась галерея — балкон, но было почти немыслимо, спрыгнув сверху, угодить на нее: слишком далеко она от края крыши. Такой прыжок под силу только цирковому артисту. И пробовать нечего: сломаешь голову, и только. Переползли на сторону дома, выходившую на улицу. Там мне все же удалось высмотреть один уступчик, откуда дальше вниз уже совсем было бы просто слезть.

— Видите, вон там, над чердачным окном! — сказал я. — Окно находится как раз под ним на длину человеческого роста. На уступчик можно ногами встать. Потом идет в крыше выступ — метра в полтора. Здесь можно передохнуть — и дальше. А там: отпускаешь руки, прыгаешь и оказываешься прямо на балконе. Ну, а дальше — как повезет. Рассказываешь хозяевам какую-нибудь байку, выбираешься на галерею, входишь в нашу квартиру и открываешь снизу крышку люка.

Все с напряженным вниманием выслушали мой план, молча осмотрели стену дома. План показался всем вполне приемлемым. Начали добавлять к нему разные предложения, совершенствовать. Йошка только поставил обязательным условием: осуществлять этот план вечером, в темноте, тогда будет не так рискованно.

— Ну что, парни, давайте тянуть жребий? — послышался нетерпеливый голос Денеша.

У меня была в кармане записная книжка. Лаци нашел у себя в куртке карандаш. Писать жребии поручили конопатому Кулачу, как самому младшему. Ему и тянуть. Когда очередь дошла до моего имени, он заупрямился, не захотел писать его на двух бумажках. Я тоже не уступал и в споре так схватил его за руку, что у бедняги слезы брызнули из глаз.

Времени тянуть жребий у нас было предостаточно. Хотя мучили и голод и нетерпение. В полдень еще раз попытались открыть крышку люка. Разумеется, она и на этот раз не поддалась. Тогда мы бросили скомканные бумажки в кепку Кулача и хорошенько потрясли ее.

— А теперь тяни! — приказал мальчонке Денеш. — Не раздумывай, первую хватай, какая в руку попадет.

Но вытащил он не мою бумажку, хотя шансов у меня на это было, понятно, больше, чем у остальных. Вытянул бумажку Йошки Лампы. Йошка дернул плечом, ухмыльнулся, хотя лицо у него теперь было бледнее, чем у Кулача, когда тот тряс бумажки в своей кепке. В его глубоко упрятанных поросячьих глазках светилось беспокойство. Но он все равно старался держаться храбрецом.

— Мне это раз плюнуть. Я бы хоть сейчас пошел, — хвастался он.

На наше счастье, начал подниматься туман, и мы надеялись сделать дело сразу же после полудня. Еще раз внимательно осмотрели место спуска, советовали. Но мы ему уже надоели этими советами. Да и не хотел он все время смотреть вниз, в бездну.

— Без вас все знаю, все у меня уже давно в голове, — сказал под конец он и отполз в затишье, к трубе, подремать.

— Сил набираться, — пояснил Денеш. — Он прав, не лезьте к нему.

Долгой показалась мне предыдущая ночь, а эта среда и того длиннее. Минуты тащились, будто калеки. Под ложечкой ныло и сосало. И в висках стучало все сильнее. Ночью мы ждали рассвета, а теперь — с еще большим нетерпением — когда, наконец, начнет смеркаться. И вот пришел вечер, и мгла начала понемногу окутывать все вокруг. Йошка похрустел суставами, позевал, давая понять, что он готов к спуску. Но тут на улице вдруг послышался выстрел. Мы укрылись за дымоходом. Вдруг страшной силы взрыв сотряс весь дом. Нас, будто лавой, обдало горячей кирпичной и известковой пылью. Когда я открыл глаза, я увидел, что дымохода как не бывало, а мы лежим на голой крыше, совсем беззащитные. Теперь прятаться больше негде. Я поискал глазами белобрысого Лаци Тимко. Ребята лежали, приникнув к кровле, не издавая ни звука. Мысленно я уже попрощался с ними. Мытарства последних дней сделали меня таким бесчувственным, что я уже никого и ничто не жалел.

Но вот наступила тишина, слышней стали чьи-то негромкие стоны. С замиранием сердца мы подняли головы. Но один из нас остался лежать недвижим возле обломков дымоходной трубы — Дюла Кочиш. Лицо у него было запорошено кирпичной пылью, глаза закрыты. Он был без памяти.

Мы не знали, что нам с ним делать, и были в полном замешательстве и тревоге. Денеш приподнял голову Дюлы, поудобнее положил его. Я пощупал пульс, он был очень слаб. Только спустя некоторое время Дюла открыл глаза. Его взгляд встретился с моим. В первое мгновение он, видно, не понял, где он, но мало-помалу его взгляд стал осмысленным.

— Не очень больно.

— Я тоже так думаю, — подхватил я поспешно. — Ты не бойся, мы сейчас врача раздобудем. Тебе не придется тут долго валяться.

— Я не боюсь, — слабеющим голосом отвечал Дюла. — И врача не обязательно. Вот увидишь, мне и так скоро полегчает.

А мы собрались вокруг него, и я видел у всех на лицах страх. Аттила дрожащим голосом зашептал мне на ухо:

— Давайте белый флаг вывешивать. Быстрее! Время нельзя терять. Кто знает, что у него там?

Тут вдруг Денеш заорал на Йошку:

— Чего ждешь? Иди!