Переезду А.Г. Рубинштейна из Петергофа, где он постоянно жил, на Троицкую улицу предшествовало следующее событие. По ряду причин неожиданно для всех в разгар учебного года тогдашний директор Петербургской консерватории К.Ю. Давыдов оставил свой пост. Как пишет автор очерка о жизни и творчестве А.Г. Рубинштейна В.И. Пасхалов: «…ситуация сложилась критическая. И без того подвергавшаяся последнее время нападкам со стороны официальных правительственных кругов консерватория оказалась на грани закрытия. Дирекция столичного отделения Российского музыкального общества нашла лишь единственный спасительный выход. Нарушив все установленные правила, не согласовав с высочайшими покровителями РМО, что было чревато отрицательным решением (незадолго до того Министерство двора уже отклонило ходатайство РМО о присвоении Рубинштейну звания „почетного директора музыки“, что означало бы привлечение его к активной деятельности в РМО по музыкальным вопросам), она обратилась к Рубинштейну с просьбой принять на себя руководство учреждением. По словам самого Антона Григорьевича, подобная просьба явилась для него совершеннейшим сюрпризом. Даже случайной мысли о возвращении в Консерваторию у него не возникало. И снова он поступается собственными интересами, чтобы прийти на помощь и выручить из беды детище, которое с полным основанием, как в общем-то и всю музыкально-просветительскую работу в России, мог считать своим. Царские сановники таким образом очутились перед фактом: отказ в назначении уже вступившего в должность прославленного маэстро выставил бы их перед все мировой общественностью в нелепо-смехотворном свете…
<…> Человек удивительно честный и добросовестный, он не только откладывает в сторону все свои личные дела, в том числе и до крайности ограничивая себя в сочинении музыки, но даже специально переселяется из Петергофа в город, чтобы быть поближе к Консерватории (на Троицкую улицу, дом 38), куда он ежедневно, без выходных, приходит раньше других и уходит последним, беззаветно и преданно, иногда и с долей деспотизма исполняя свой замечательный долг.
Новый директор круто принялся за дело. В течение нескольких дней он молчаливо присматривался, обходил все классы, присутствовал на занятиях. Консерваторию охватило настороженное предгрозовое затишье. И гром не замедлил грянуть. В форме, не допускающей возражений или переговоров, нескольким педагогам-пианистам последовало распоряжение уроков не продолжать и тотчас же покинуть учебное заведение. Это было только началом. За короткий срок Рубинштейн уволил из Консерватории большую группу преподавателей и исключил около 150 студентов. Поднявшийся ропот лишь утвердил его в правоте примененного „хирургического вмешательства“. Без промедления он составляет новый устав Консерватории, точнее, чтобы не пугать сразу „начальство“, „Записку о надлежащих изменениях в прежнем“. По опыту зная, что прохождение ее по инстанциям может затянуться на годы, он пока разрабатывает и приводит в жизнь своей административной властью „Положения по С.-Петербургской консерватории“, предусматривающие неограниченные права директора в комплектовании преподавательских кадров и организации учебного процесса»[1148]
.А.Г. Рубинштейн. Гравюра 1889 г.
С домом № 38 связано такое важное событие, как отмечавшееся осенью 1889 г. 50-летие творческой деятельности А.Г. Рубинштейна. Воспринималось оно как событие всероссийского назначения. Основатель Русского музыкального общества и первой в России Консерватории, признанный в Европе пианист-виртуоз и дирижер, он пользовался заслуженной славой и авторитетом. Августейший поэт «К.Р.» откликнулся на юбилей стихотворением:
Юбилейные торжества длились шесть дней. Начало было приурочено к дню рождения А.Г. Рубинштейна, 17 ноября его чествовали в Консерватории, 18 ноября состоялся торжественный акт в зале Дворянского собрания (ныне Большой зал Филармонии им. Д.Д. Шостаковича). «В этот день, — пишет биограф композитор Т. Хопрова, — все выглядело здесь необычно. На эстраде, у стены, задрапированной красным сукном, возвышался колоссальный бюст Рубинштейна работы скульптора А.Л. Обера. Перед ним расположились оркестр и хор РМО. Приглашенных было такое количество, что в зале буквально „яблоку негде было упасть“.