Улица Венеалме

– Аяна, сколько ещё мне тут ждать?

Аяна встала, разминая затёкшие ноги. Как Конда умудрялся так долго сидеть со скрещенными ногами? Удивительно.

Она выглянула в окно. Судя по солнцу, до заката было еще несколько часов.

– Новости не очень. Сейчас где-то половина пятого. Ты хочешь ещё есть?

Гелиэр наклонилась к её уху и шепнула, и Аяна встала.

– Там же ночной горшок. Я выйду вон туда, – улыбнулась она. – Точно не хочешь ничего?

– Нет. Аяна, я правда должна была сидеть тут одна все эти часы? Я не представляла, как это долго.

– Ты хотя бы не в темноте, и у тебя есть еда, – сказала Аяна, и тут же пожалела об этом, потому что внутри всё скрутило дикой, неукротимой болью. Гамте! В чём он провинился? За что его пытали голодом и одиночеством?!

– Позовёшь горничную?

Дестрикта ушла, подмигнув Аяне, и они с Гелиэр снова остались вдвоём.

– Слушай, тебе надо поговорить с Миратом об этом... Этом заключении. Если ты будешь тут постоянно сидеть, твоя кожа станет серой. Он не должен запрещать тебе гулять в парке крейта и у дома.

– Серой?

– Да. Сероватой, как лежалая бумага. Иногда бумага желтеет, а иногда становится такого серого цвета.

Аяна вспомнила, как Конда вышел с ней на крыльцо после долгого сидения в зимних комнатах, неловко управившись с костылями на лестнице, и стоял, прислонившись к двери. Она трогала ладонями его щетину, а он возмутился, но глаза были тёплыми, как тёмный падевый мёд, и улыбались.

– Понятно. Я не хочу серую кожу. Я попрошу его.

Минуты капали, как вода из странных фонтанов в мозаичной стене парка у дома Пай Пулата, и оставались на полу, стекаясь в лужицы печали.

– Госпожа, разреши зайти!

– Входи, – заинтересованно выглянула Гелиэр в проём двери.

– Я Юталла, – сказала девушка, ставя на столик с подноса графин со стеклянной пробкой, кувшин с водой и стаканы. – Я твоя горничная, госпожа Гелиэр. Буду рада распоряжениям.

Аяна подошла на несколько шагов поближе к девушке, разглядывая её миловидное лицо и рыжеватые волосы, убранные в тугой пучок на затылке. Синее форменное платье ловко сидело на ней, а улыбка была доброжелательной.

– Я капойо Аяна, – сказала она. – Юталла, что там внизу? Скоро кир придёт?

– Потерпи, – улыбнулась девушка. – Видишь, уже вино прислали. Я заберу поднос. Капойо, тебе придётся уйти. Сюда поднимется вся семья. Ты сможешь подсмотреть с лесенки или из гардеробной.

– Сейчас уйти? – отчаянно оглянулась Аяна на Гелиэр, которая начала немного дрожать.

– Нет. Чуть позже. Я предупрежу. Госпожа желает ещё что-то?

– Каприфоль, пожалуйста, – сказала Аяна. – Стакан. Это не нарушит пост. Гели, хочешь чего-нибудь?

Гелиэр с ужасом покачала головой, и Юталла вежливо присела и вышла.

– Гели, успокойся немного, – сказала Аяна, глядя, как кирья кружит по комнате, прикладывая руки к щекам. – Ты была такая тихая.

– Я... Я не понимала. Это было как будто не со мной. Аяна!..

Она ходила и ходила туда-сюда, покрываясь тревожными пылающими пятнами. Аяна стояла, сжав виски и заражаясь её волнением, потом сделала шаг, второй, но усилием воли остановила свои непослушные ноги. Опять ходить по комнате... Нет.

– Так, – сказала она. – Гели, остановись. Всё хорошо, всё хорошо, слышишь?

– Не хорошо. У меня... у меня опять это! – воскликнула Гелиэр, трясущимися руками показывая на шею.

Она склонилась к зеркалу у столика и выпрямилась, закрывая ладонями шею.

– Он зайдёт и подумает, что я больна, и скажет, что не хочет жениться! – воскликнула она. – Он откажется!

– Он не откажется, – твёрдо сказала Аяна, подходя к двери и забирая стакан каприфоли у Юталлы. – Юталла, там скоро?

Юталла покачала головой.

– Пока нет. Кирио отмечают, они пьют вино. Ещё полчасика потерпите.

– Слышишь? Гели, слышишь? Пей каприфоль и успокаивайся, – сказала она, закрывая дверь и протягивая Гелиэр стакан. – Ещё полчаса. У тебя есть время. Пятна пройдут, придёт Мират и скажет, что женится, и всё будет хорошо.

– А что дальше? – прошептала Гелиэр, поднимая глаза на Аяну. – Что будет дальше?

Аяна тоже задрожала. Она смотрела в глаза Гелиэр, окунаясь в голубой ужас непонимания, плещущийся там, и стояла, замерев, а пальцы начинали леденеть. Она могла бы рассказать многое, но... но не могла.

6. Четыре преступления

– Так, – сказала она, резко разворачиваясь к графину. – Сейчас.

Она схватила один из стаканов. Им всё равно не потребуется столько посуды. Мират войдёт в своём ослепительно белом костюме, как вихрь морозного воздуха из двери, открытой наружу, в зимний вечер, поставит поднос на вон тот столик и скажет какие-то слова, которые будут неважны, потому что он будет смотреть лишь на Гелиэр и видеть лишь её. А потом дверь за ним закроется, он шагнёт к жене, протягивая руки, и осторожно коснётся её, будто боясь потревожить видение, ставшее явью.

Аяна резко плеснула в стакан вина и в один глоток выпила его. Руки продолжали дрожать, она нагнулась поставить стакан под столик. Пусть его найдут завтра, когда всем будет не до этого.