— Ну, почему они происходят и почему так быстро кончаются; как себя вести — в общем, успокоить общественность.
— И нужно, чтобы мы все там были, ты это хочешь сказать?
— Да, именно это.
— И это поможет Дэйву?
— Да, поможет.
— Тогда там будут все, я обещаю.
— Весьма благодарен, но как вы это устроите?
— Я выпущу еще одно приглашение, в котором будет сообщаться, что Ангус Макферсон Маклеод, председатель совета директоров «Ойл Канада Инжиниринг», платит десять тысяч долларов тому, кто задаст самый интересный вопрос. Как тебе это, Джонни? Богатеи всегда любили халяву, это наша главная слабость.
— Ловлю вас на слове, — только и смог ответить Сен-Жак.
— Пошли, — обратился Маклеод к своему религиозному другу из Торонто. — Мы будем со слезами на глазах распространять эти новости. А потом, дурацкий полковник, — вот кто ты был, — где-нибудь через час мы сменим пластинку и станем рассказывать только про десять тысяч долларов и бесплатный ужин. При воздействии пляжа и солнца человеческое внимание можно удерживать приблизительно две с половиной минуты; в холодную погоду не более четырех. Поверь, я провел специальное компьютерное исследование… Джонни, на твоей вечеринке сегодня будет весь народ.
Маклеод повернулся и пошел к двери.
–
— Правда? — спросил Ангус, уже взявшись за ручку двери. — Но ведь десяти тысячам долларов ты поверишь, не так ли?
— Само собой.
— Вот увидишь, это тоже мое маркетинговое исследование… Именно поэтому я владелец компании. А сейчас мне на глаза навернутся слезы — это еще одна причина, почему я глава компании.
В темной подсобке на четвертом этаже главного здания «Транквилити Инн» Борн, который уже сбросил военный мундир, и старый француз сидели на стульях перед окном, выходившим на восточную и западную аллеи, проходившие вдоль берега. Внизу виллы располагались по обеим сторонам каменной лестницы, ведущей к пляжу и пристани. У каждого в руках было по мощному биноклю, через которые они внимательно оглядывали людей, прогуливавшихся по аллеям или поднимавшихся и спускавшихся по вырубленной в скале лестнице. На подоконнике перед Борном лежала переносная рация, настроенная на выделенную частоту отеля.
— Он поблизости, — тихо произнес Фонтейн.
–
— Мы не видим его, но он где-то рядом с нами.
— Что вы хотите сказать?
— Я его чувствую. Как животные чувствуют приближение грозы. Это сидит внутри вас; это страх.
— Что-то не совсем вас понимаю.
— Это касается только меня. Наверное, вы и не можете понять. Соперник Шакала, человек со множеством лиц, Хамелеон — убийца, известный как Джейсон Борн — не ведает страха, им движет исключительно храбрость, и это следствие его силы. Так нам говорили.
В ответ Джейсон мрачно усмехнулся.
— Выходит, вас обманывали, — тихо сказал он. — Часть этого человека охвачена таким животным страхом, какой редко кому приходилось испытывать.
— Мсье, мне трудно в это поверить…
— Уж поверьте. Ведь я и есть этот человек.
— Правда, мистер Вебб? Но все не сложно исправить. Вам приходится мириться со своим вторым я из-за этого страха?
Дэвид Вебб внимательно смотрел на старика.
— Господи, а что мне еще остается?
— Вы могли бы на время исчезнуть, вы и ваша семья. Вы могли бы мирно жить, в полной безопасности, ваше правительство бы помогло.
— Он придет за мной — за нами — куда бы мы ни отправились.
— Но как долго он сможет вас преследовать? Год? Полтора? В любом случае меньше, чем два года. Он болен; весь Париж —
–
— Похоже, скоро я воссоединюсь со своей женой, поэтому сейчас я позволяю себе не соглашаться с некоторыми людьми, такими, как вы, например,
— По-моему, хватит этого лепета, — перебил Борн, вновь поднося бинокль к глазам и концентрируясь на происходящем внизу под окнами.