Ультиматум Борна

— Да. ТАСС и Радио Москва признали, что публикация истории была официально санкционирована, потому что ее прислали из Министерства печати с пометками для немедленного издания. Тогда никто под этим не подписался, и теперь невозможно проследить, кто поставил те пометки.

— Какой ты делаешь из этого всего вывод?

— Не уверен, но из того, что я узнал о Дмитрии Крупкине, можно сказать, что это в его стиле. Сейчас он работает с Алексом, и если это не из записной книжки Конклина, то я не знаю Святого Алекса. А я его знаю.

— Это совпадает с тем, что думает Мари.

— Мари?

— Жена Борна. Я только что беседовал с ней, и ее аргументы весьма убедительны. Она говорит, что московское сообщение — очевидная чушь. Ее муж жив.

— Согласен. Ты мне для этого позвонил?

— Нет, — вздохнул директор. — Мне придется добавить тебе неприятностей.

— Это я слышать уже не рад. В чем дело?

— Парижский телефонный номер, ведущий к Шакалу, который мы получили от Генри Сайкса в Монтсеррате. Это номер кафе на Мараисской набережной в Париже.

— Где кто-то должен был отозваться на черного дрозда. Я помню.

— Кто-то отозвался, и мы проследили за ним. Тебе это не понравится.

— Алекс Конклин, кажется, скоро получит звание прыща года. Ведь это он вывел нас на Сайкса, не так ли?

— Да.

— Ну, и что там?

— Сообщение было доставлено к дому директора Второго Бюро.

— Мой Бог! Я бы передал это спецотделу французской разведки с некоторым хронологическим комментарием.

— Я не собираюсь ничего никому передавать, пока не объявится Конклин. Мы обязаны ему.

— Какого черта они делают? — вскричал Кассет рассерженно. — Издают ложные сообщения о гибели — из самой Москвы! Зачем?

— Джейсон Борн вышел на охоту, — сказал Питер Холланд. — И когда охота закончится — если она закончится и если он убьет Карлоса — ему надо будет выбраться из лесов прежде, чем все кинутся его искать… Надо предупредить каждую базу и каждый разведпост. Кодовое название: «Убийца. Верните его».

Глава 40

«Новгород». Сказать, что это было неправдоподобно, означало признать возможность правдоподобия, а это было практически невозможно. Он был идеальной выдумкой, его иллюзорные видения были почти реальнее действительности, этой фантасмагории можно было коснуться, почувствовать, использовать, входить в нее и покидать ее; это был коллективный шедевр, сотворенный среди густых лесов вдоль реки Волхов. С того момента, как Борн вышел из глубокого подземного тоннеля, проходившего под речным дном, напичканного охранниками, воротами и мириадами камер, он был близок к шоковому состоянию, сохраняя однако способность ходить, наблюдать, впитывать впечатления и думать.

Американский комплекс, как, наверное, и остальные, был разбит на секции, четко разделенные между собой, каждая из которых занимала два-пять акров земли. Одна секция, возведенная на берегу реки, очень напоминала центр прибрежной деревни в Мейне; другая, дальше от берега, — небольшой южный городок; третья — оживленная улица мегаполиса. В каждой из них было организовано соответствующее автомобильное движение, полиция, одежда, магазины, бакалейные лавки и аптеки, бензоколонки и модели зданий — многие из которых достигали двух этажей в высоту и идеально точно изображали настоящие, поскольку в них использовались американские материалы для дверей и окон. Очевидно, как и физический облик, жизненно важное значение имел язык — не просто свободное владение английским, а владение лингвистическими особенностями, диалектами, характерными для конкретных районов. Переходя от одной секции к другой, Джейсон слышал вокруг эти звуки. От «иеа» западной части Новой Англии до техасской медлительности и столь знакомых «ю-олс»; от мягких носовых звуков Средневосточного США до громкой абразивности больших восточных городов с неизбежным «понимаете, о чем я?» в беседах — как в вопросах, так и в утверждениях. Это все было действительно невероятно. В это не просто трудно было поверить, это выглядело невероятным.

Во время полета от Внукова его инструктировал выпускник Новгорода средних лет, которого Крупкин срочным порядком вызвал из московской квартиры. Объяснения невысокого, лысого мужчины были не только словообильными, но и по-своему гипнотизирующими. Если бы кто-нибудь раньше сказал Джейсону Борну, что его будет инструктировать советский шпион, чей английский настолько похож на язык южной американской глубинки, что выходит из его уст почти с запахом магнолий, он бы счел это за шутку.

– Боже правый! И не забудь отведать там барбекю, особенно ребрышки. Знаешь, кто готовил их лучше всех? Один черный парень, которого я считал своим хорошим другом, пока он не подставил меня. Представляешь? Я думал, что он один из радикалов. А он оказался из Дортмута и работал на ФБР. Юрист, однако… Черт, обмен произошел у Аэрофлота в Нью-Йорке, но мы до сих пор переписываемся.

— Юношеские игры, — пробормотал Борн.

— Игры?.. О, да, он был отличным наездником.

— Наездником?