Ультиматум крупного калибра

– Завалящий имеется, – сказал Муромцев. – Предлагаю поступить так. Выходим из нашего укрытия и топаем по этой самой дороге прямо к центральным воротам. Не скрываясь, не таясь… При этом я громко буду рассказывать тебе любовную историю на английском языке. Не забывай, я знаю английский язык. Говорят, у меня ярко выраженный техасский акцент. Что ж, тем лучше… Я, значит, рассказываю тебе любовную историю, а ты изредка похохатываешь.

– А вдруг я захохочу невпопад? – засомневался Рябов.

– Об этом не беспокойся, – сказал Рябов. – Я буду рассказывать тебе пикантную историю о том, как я в Техасе соблазнил одну милую особу по имени Сьюзи. Со всеми подробностями. Так что можешь хохотать, сколько хочешь. В любом месте моего рассказа. А рассказывать я ее буду громко, чтобы было слышно издалека. Чтобы те, кто на вахте, смогли хорошенько убедиться, что мы – веселые и беспечные американские парни.

– Затем мы подходим к проходной, или как там это дело у них называется… – продолжил мысль Рябов.

– …и я продолжаю рассказывать тебе историю про милашку Сьюзи… – сказал Муромцев. – Ты – продолжаешь ахать, охать и хохотать…

– А дальше – как получится, – закончил мысль Рябов. – В общем, сплошная импровизация.

– Вот именно, – согласился Муромцев. – Кто может подумать, что мы – чужие? Разве какие-нибудь диверсанты станут проникать на охраняемую базу таким идиотским способом? Глядишь, нас и пропустят…

– Но если они все же засомневаются… – предположил Рябов.

– …то наши шпаги при нас! – дополнил Муромцев. – Ну что, пошли?

* * *

…– И тогда я ей говорю… – громко, так что было слышно почти за километр, рассказывал Муромцев на английском языке. – Сьюзи, крошка, говорю я ей, если уж мы с тобой сговорились, если оказались в этом сарае, то твое дальнейшее сопротивление бесполезно! Да! Да и смысла, говорю, в твоем «не знаю» и «что скажет мама» нет никакого. Зачем нам что-то говорить твоей маме? Это – дело между нами…

– О-хо-хо! – во весь голос хохотал Рябов. – Ха-ха-ха!

– Ну и вот, – продолжал Муромцев. – Тогда она мне и говорит: отвернись, мол, а то я тебя стесняюсь! Джек, старина, ты представляешь ситуацию? Она меня стесняется! Тогда я ей и говорю…

Подошли к посту на входе. Навстречу им поднялся часовой и с глуповатой улыбкой стал слушать рассказ Муромцева. Муромцев же продолжал как ни в чем не бывало:

– Тогда, значит, я ей и говорю… Крошка, говорю, поздно бояться! Бояться, говорю, надо было раньше. А сейчас, говорю, чем ты будешь смелее, тем лучше. А она и спрашивает: а кому, мол, будет лучше? Ну что за вопрос? Джек, старина, вот как бы ты ответил на такой вопрос?

– О-хо-хо!.. – во все горло расхохотался Рябов.

– Вот и я сказал ей то же самое… Тебе же, говорю, и будет лучше. А заодно и мне. Ну, тогда она стала снимать с себя юбку… А что это ты на меня так уставился? – Этот вопрос предназначался уже часовому. – И вообще – почему это ты сейчас на посту, а не Майк? Ведь должен быть Майк…

– Майк меня будет менять, – лениво ответил часовой. – Через два с половиной часа.

– Значит, я перепутал, – беспечно произнес Муромцев. – Давай-ка пропускай нас.

– Где это вы шатались так долго? – спросил часовой.

– Тебе скажи, так и тебе туда захочется! – Муромцев старался, чтобы его голос звучал как можно веселее. – Туда, старина, пропускают только избранных. С твоей рожей тебя туда не пропустят ни при каком раскладе.

– А может, мне туда и не нужно! – беззлобно проворчал часовой, снимая цепочку с турникета.

– А тогда и не задавай глупых вопросов, – таким же беззлобным тоном посоветовал Муромцев. – Передавай привет Майку. Я должен ему бутылку виски, так ты скажи, что я это помню.

Цепочка с турникета была снята, и можно было проходить. Муромцев и Рябов шагнули через турникет.

– С Техаса, что ли? – настиг их голос часового.

– А что, заметно? – с усмешкой посмотрел на него Муромцев.

– Не так заметно, как слышно! – сказал часовой и рассмеялся, довольный своей шуткой. – Говоришь так, будто ты с какого-нибудь самого отдаленного ранчо. Где-нибудь рядом с мексиканской границей. Только там сейчас так говорят. Я слышал…

– Ну, так я и есть оттуда, – сказал Муромцев. – Ранчо «Сломанная подкова». Может, слышал?

– Нет, – покачал головой часовой.

– А ранчо «Дохлая лошадь»? – спросил Муромцев. – Это рядом, всего полдня езды… Что, тоже не слышал?

– Нет, – ответил часовой.

– Да и ладно! – махнул рукой Муромцев. – Ну, значит, сняла она с себя юбку… – последние слова предназначались уже для Рябова.

– О-хо-хо! – поддержал его Рябов.

– Кажется, прорвались! – выдохнул Муромцев на русском языке. – А ведь сработал наш метод! Кто бы мог подумать!

– Нахальство – второе счастье, как говаривал мой дед Прокопий, – сказал Рябов. – Похоже, что так оно и есть. В нашем случае – так уж точно. Теперь нам надо укрыться среди каких-нибудь кустиков – и доставай свою аппаратуру. А я буду наблюдать в четыре глаза.