Ультиматум президенту (сборник)

Две черные пантеры лежали справа и слева от Пилата, посверкивая хищной зеленью кошачьих глаз. Зеленый свет этих светофоров не сулил ничего хорошего, поэтому я стоял неподвижно, жадно разглядывая великого прокуратора Иудеи Понтия Пилата, затмившего в веках славу своего императора. Особенно бросалось в глаза белое пятно в ещё тёмных волосах на лбу наместника, Оно очень облагораживало и без того породистое, чеканное лицо гордого римлянина. Заметив мой пристальный взгляд он небрежно сказал – это пятно от рождения. В детстве друзья прозвали меня за него белолобым. Властный, отчетливый, хорошо поставленный голос воина и оратора чеканил слова, как солдаты шаг на параде. Он говорил, словно давал ответ на мои мысли о нём. По его тону чувствовалось, что с детства гордился своим прозвищем. Я подыграл ему: Значит, вы, с рождения отмечены богом. Это знак того, что ваше имя переживет века, люди забудут имя императора, но будут помнить имя Понтия Пилата! Про себя подумал и Горбачёв был мечен. Только у него на лбу пятно было тёмным, видимо, так Бог метит разрушителей. Я почувствовал, что моя лесть доставила наместнику удовольствие. Но осторожность заставила его сказать: – За одни эти слова ты достоин мучительной смерти. Неуважение к кесарю не прощается. Нам известно о всех, совершённых тобой преступлениях, этого нам для суда над тобой хватит.

Прочти – приказал Пилат писарю. Писарь развернул написанный под мою диктовку донос: Самозванец – именующий себя римским гражданином Публием Цецилием – организовал шайку из нищих, которые не только просят милостыню, но и воруют, и подсказывают разбойникам, когда и где грабить богатых граждан и приезжих купцов. Неоднократно лично возглавлял нападения на караваны и корабли купцов, Я не стал отпираться: – Ваши осведомители хорошо поработали, узнали обо мне все, поэтому признаю все ваши обвинения и готов понести наказание. – Мой ответ и удивил Пилата, и польстил ему: Служба разведки у меня, действительно, поставлена хорошо, я знаю обо всем, что делается в Иудее. За деяния, в которых ты сейчас мне признался, тебя распнут в пятницу, вместе с другими преступниками. Облегчённо вздохнув, он приказал страже увести меня. Теперь, добившись желаемого, я сижу в каменной одиночке Иерусалимской тюрьмы и коротаю время до казни, вспоминая все, что произошло со мной за последнее время.

Глава 2. Гроза

Май перевалил за середину. В высоком, уютном небе, отогреваясь под горячим солнцем после длинной зимы, нежились белые, пышные, как напудренные парики Екатерининских времен, облака. Хотелось повалиться на траву, раскинуть руки и смотреть в синюю высь, как в бездонную пропасть: одновременно, манящую и пугающую. В такие минуты забывается сутолока повседневности, с ее мелкими дрязгами и скучными заботами. Душа тянется к вечному, чистому, светлому. В садах буйствовала сирень. Яркие кисти, как пахучие фейерверки, взлетали над темно – зеленой листвой в солнечную синь и выцветали под майским солнцем, теряя яркость и аромат. Сирень, старея, седеет, как люди. В детстве мы любили разыскивать пятилепестковые бутоны и съедать их. Искренне верили, что они приносят счастье и удачу. Мною съеденных бутонов, хватило бы, чтобы осчастливить не одну жизнь.

В юности страстно мечтаешь об удаче, счастье, любви. Они нужны для самоутверждения, хочется доказать миру, что ты лучший среди всех, победить в соревнованиях жизни своих сверстников. Жизнь, манящая неизвестностью, радующая верой в свои неиспробованные силы, удачливость, волю и талант торопила. Мы спешили жить, боясь упустить, не увидеть, не почувствовать. Торопясь, упускали, не успевали, порою, просто не замечали, что достигли желаемого. Ожидание счастья всегда волнует больше, чем само счастье. Действительность часто разочаровывает обыденностью сбывшейся мечты. Краски и чувства, такие яркие в юности тускнеют, чтобы их освежить люди ищут новые острые ощущения, нарываясь на беды и неприятности. В молодости они быстро забываются. Сожаления об ошибках проходят, возвращается бодрость и самоуверенность, кажется, что вся жизнь всё ещё впереди. Сегодня мне сорок пять, две трети жизни прожиты. Многое из казавшегося важным и вечным, оказалось скучным и ненужным, а цветущая сирень – все еще волнует, тревожит сердце грустью, возвращает яркость воспоминаний о пережитом.