Улыбающееся семейство [=Когда семейство улыбается / Улыбающиеся люди]

В этот момент Гриппин понял, что им придется убраться. Всем им. Сначала он заставит их замолчать, потом он заставит их улыбаться, а затем, чуть позже, он выбросит их, как мусор. Он не мог привести Алису Джэйн в дом, полный таких тварей. В дом, где тетушка Роза не дает ему и шагу ступить, где ее детки строят ему всякие пакости, и где дядюшка (подумаешь, бакалавр!) вечно вмешивается в его жизнь со своими дурацкими советами.

Гриппин смотрел на них в упор.

Это они виноваты, что его жизнь и его любовь складываются так неудачно. Если бы не они, его грезы о женском теле, о пылкой и страстной любви могли бы стать явью. У него был бы свой дом — только для него и Алисы. Для Алисы Джейн.

Дядюшке, тете и кузенам придется убраться. И немедленно. Иначе пройдет еще двадцать лет, пока тетя Роза соберет свои старые чемоданы и фонограф Эдисона. А Алисе Джейн уже пора въехать сюда.

Глядя на них, Гриппин схватил нож, которым тетушка обычно резала мясо.

Голова Гриппина качнулась, и он открыл глаза. Э, да он, кажется, задремал.

Все это происходило две недели назад. Уже две недели назад в этот самый вечер был разговор о женитьбе, переезде, Алисе Джейн. Две недели назад он заставил их улыбаться.

Сейчас, возвратившись из своих воспоминаний, он улыбнулся молчаливым неподвижным фигурам, сидевшим вокруг стола. Они вежливо улыбались ему в ответ.

— Я ненавижу тебя! Ты, старая сука, — сказал Гриппин, глядя в упор на тетушку Розу. — Две недели назад я не отважился бы это сказать. А сегодня… — Он повернулся на стуле. — Дядюшка Дэйм! Позволь сегодня я дам тебе совет, старина…

Он поговорил еще немного в том же духе, затем схватил десертную ложку и притворился, что ест персики с пустого блюда. Он уже поел в ресторане — мясо с картофелем, кофе, пирожное, но теперь он наслаждался маленьким спектаклем, делая вид, что поглощает десерт.

— Итак, сегодня вы навсегда уходите отсюда. Я ждал целых две недели и все продумал. Кстати, я думаю, что задержал вас здесь так долго, потому что хотел присмотреть за вами. Когда вы уберетесь, я же не знаю… — в его глазах промелькнул страх, — а вдруг вы будете шататься вокруг и шуметь по ночам. Я этого не выношу. Я не могу терпеть шума в этом доме, даже если Алиса въедет сюда…

Двойной ковер, толстый и беззвучный, действовал успокаивающе.

— Алиса хочет переехать послезавтра. Мы поженимся.

Тетя Роза зловеще подмигнула ему, выражая сомнение.

— Ах! — воскликнул Гриппин, подскочив на стуле. Затем, глядя на тетушку, он медленно опустился. Губы его дрожали. Но вот он расслабился, нервно рассмеялся.

— Господи, да это же муха.

Муха прервала свой путь по желтой щеке тетушки Розы и улетела. Но почему она выбрала такой момент, чтобы помочь тетушке выразить свое недоверие?

— Ты сомневаешься, что я смогу когда-нибудь жениться, тетушка? Думаешь, я неспособен к браку, любви и исполнению брачных обязанностей? Думаешь, я недозрел, чтобы совокупиться с женщиной? Думаешь, я мальчишка, несмышленыш? Ну ладно же! — Он покачал головой и с трудом успокоил себя.

“Да брось ты! Это же просто муха, а разве может муха сомневаться в любви? Или ты уже не можешь отличить муху от подмигивания? Проклятие!”

Он оглядел всех четверых.

— Я растоплю печку пожарче. Через час я от вас избавлюсь раз и навсегда. Понятно? Хорошо. Я вижу, вы все поняли.

На улице начался дождь. Потоки холодной воды бежали с крыши. Гриппин раздраженно посмотрел в окно. Шум дождя — единственное, что он не мог заглушить. Для него бесполезно было покупать масло, петли, крюки. Можно бы обтянуть крышу мягкой тканью, но он будет шелестеть в траве под окнами. Нет. Шум дождя не убрать… А сейчас ему, как никогда в жизни, нужна тишина. Каждый звук вызывает страх. Поэтому каждый звук надо заглушить, устранить.

Дробь дождя напоминала нетерпеливого человека, постукивающего костяшками пальцев…

Гриппина снова охватили воспоминания. Он вспомнил тот день, когда две недели назад заставил их улыбнуться… Он взял нож, чтобы разрезать лежавшую на блюде курицу. Как обычно, когда семейство собиралось вместе, все сидели с постными скучными рожами. Если детям хотелось улыбнуться, тетушка Роза набрасывалась на них с яростью.

Тетушке Розе не понравилось, как он держал локти, когда резал курицу. “Да и нож, — сказала она, — давно бы уж следовало поточить”.

Вспомнив об этом сейчас, он рассмеялся. А в тот вечер он добросовестно и покорно поводил ножиком по точильному бруску и снова принялся за курицу. Посмотрев на их напыщенные скучные рожи, он замер и вдруг поднял нож и пронзительно завопил:

— Да почему же, черт побери, вы никогда не улыбнетесь?! Я заставлю вас улыбаться!

Несколько раз он поднял нож, как волшебную палочку и — о чудо! — все они улыбались!

Тут он оборвал свои воспоминания, смял, скатал их в шарик, отшвырнул в сторону. Затем он резко поднялся, прошел через столовую и холл на кухню и оттуда спустился по лестнице в подвал. Там топилась большая печь, которая обогревала дом.

Гриппин подбрасывал уголь в печь до тех пор, пока там не забушевало пламя.