Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Это была тяжелая победа. Асамон видел, если Селеад соберется с силами и выйдет на скамму еще раз, то затем только, чтобы проиграть окончательно. И не слишком красиво. Те же, кто чествуют его сейчас, потом, быть может, с усмешкою отвернутся, пожимая плечами. Симпатии здесь переменчивы, а всякий неуспех разом лишает атлета былых заслуг.

…Состязания юных панкратиастов продолжались, когда глашатай возвестил имена очередной пары бойцов:

— Гнафон, сын Полидамаса из Ликосура! Против Асамона, сына Дамасия из Афин!

От неожиданности Асамон растерялся. Почемуто ему даже в голову не приходило видеть в Гнафоне соперника. Мегакл, видел его округлившиеся, изумленные глаза, развеселился.

— Все верно, мой мальчик. Жребий не разбирает, кто друг, а кто тебе враг. В жизни бывает еще хуже. Самые опасные враги случаются как раз из числа самых близких друзей. И ты не всегда об этом даже узнаешь. В этом смысле можешь считать, что тебе сегодня крепко повезло, — он похлопал его по плечу и слегка подтолкнул. — Ступай. И остерегайся, как бы твой друг не вкатил тебе добрую оплеуху, после которой ты не сможешь встать.

— Из твоих слов, — огрызнулся Асамон, — сразу видно, что друзей у тебя было слишком много.

— Увы, никто не знает, ни один человек, сколько у него друзей на самом деле. Зато сколько у него в кошаре овец, тебе скажет всякий. А все потому, мой друг, что друзья нынче не в цене, и ты сейчас сам в этом убедишься, — поддразнивал Мегакл, провожая питомца на скамму.

С противоположной стороны одновременно с ним появился атлет из Ликосура. Посреди скаммы юные агоны сошлись для приветствия. Асамон, коснувшись приятеля рукой, мрачно обронил:

— Забудь, кто я.

— Уже забыл, — последовал ответ, и по жесткому прищуру глаз, по усмешке юный афинянин понял, что это действительно так.

Им и прежде в учебных схватках приходилось встречаться в паре друг против друга. Но то была скорее игра, настолько игра, что они смогли даже подружиться. Теперь между ними стояло слишком многое, чтобы Асамон мог считать предстоящую схватку по-прежнему игрою.

Под звуки флейты оба панкратиаста, хищно пригнувшись, начали подвигаться друг другу навстречу. Внезапно, словно камень, пущенный из пращи, ликосурец бросился на Асамона. Прыжок — удар пяткой в грудь. Еще прыжок — и снова удар. Ногой… Рукой… Снова ногой. Асамон был ошеломлен подобной яростью, и даже мелькнула слабая мысль, что тут есть расчет именно на дружеские чувства, на его растерянность, неизбежную поначалу. Если это было действительно так, то расчет вполне удался. Афинянин с трудом уходил от ударов. Упал и, катаясь на спине, едва успевал увернуться от одного, как пропускал другой. Вскочил, перехватив удар на ступню, но организовать встречную атаку ему никак не удавалось — бешеный натиск Гыафона сковывал его по рукам и ногам.

Асамон знал приятеля достаточно: тот был весьма неуравновешен по натуре, и приступы внезапной, бурной деятельности вдруг необъяснимо сменялись в нем ленивой и тупой созерцательностью при полном упадке душевных сил. Но сегодня Гнафон выглядел великолепно и был опасен своей изощренной непредсказуемостью. Две победы в предыдущих поединках говорили об этом лучше всего.

Во время одного из ударов Асамону удалось все же перехватить запястье приятеля, и он сильным рывком на себя вывел его из равновесия, подставив на ходу бедро. Ликосурец, взлетев в воздух, оказался на песке. Но Асамон не стал ввязываться в борьбу с полным сил соперником. Такие положения всегда чреваты самыми неожиданными и опасными ударами, а рисковать он не хотел.

Публика расценила этот шаг не в его пользу. Послышались насмешливые реплики, свист, а кто-то ловкий даже запустил в него огрызком яблока, угодив в плечо, и вызвал тем смех.

Но на скамме все шло по-прежнему: ликосурец стремительно наступал, и афинянин, как в первых двух поединках, едва успевал защищаться. Казалось, он не мог ничего противопоставить, хотя многие помнили, чем эти поединки закончились, несмотря на малопривлекательную манеру боя. Вскоре все голоса смолкли. Появилось ощущение, будто при всем напоре и стремительности атака ликосурца выглядит беспомощнее умелой защиты соперника. Но вновь раз за разом Гнафон из Ликосура нанес два чувствительных удара по туловищу, в голову и продолжал наступать.

Зрители, недовольные бездействием афинянина, принялись улюлюкать.

И вдруг — молниеносный удар. В подбородок. Мало даже кто заметил. Словно наткнувшись на препятствие, Гнафон из Ликосура чуть качнулся назад, лицо его безвольно обмякло, зрачки покатились вверх, под веки. На подгибающихся, ватных ногах он сделал еще два слабых шажка вперед и разом, как бы сломавшись в плечах, в поясе, пал на колени, уставил незрячее лицо в небо.

Поединок был закончен.