Я припарковался в стандартно-безликом дворе возле длиннющего жилого дома. Этакая Великая Китайская стена с окошками. Из домины-монстра нет-нет да и выходили один-два мрачных жителя. Ранние пташки спешат на работу.
Респектабельностью подобный народ не блещет. Трудящиеся побогаче еще нежатся в теплых постельках, а совсем уж преуспевающие, пожалуй, еще и не ложились.
Мимо моего микроавтобуса деловито дефилирует стайка мужичков. По всему видно, друг с дружкой незнакомых. Объединяет их лишь общий маршрут к станции метрополитена.
- Эй, мужики! - открываю дверцу. Голые пятки наружу, грудь нараспашку. - Мужики, на минуточку!
Стайка работяг замерла. Вид полуголого оболтуса в фордовском микроавтобусе того стоил.
- Мужики, тута такое дело, блин! Шофер я, блин! Приехал к бабе на хозяйской тачке, блин! Покатал ее, блин! Потом к ней, блин, пошли. Ейный мужик, блин, спортсмен, зараза! Она, сука, меня в евонные шмотки, блин, нарядила, а тута он, блин, вернулся, ну я, блин, еле успел смотаться, блин. Он, блин, каратист, блин!
Для собравшейся публики я пек блины достаточно складно. Поверили.
- Ну и че тебе надо? - спросил небритый детина с окурком сигареты, прилипшим к нижней губе.
- Мне ж, блин, к шефу нельзя ехать в таком виде! Уволит, блин! Во! - Я показал извлеченные из бардачка две сотенные бумажки. - Двести долларей, блин. Все, что есть, братки! Выручайте, продайте какую ни на есть одежонку поприличней, а, блин!
- Выручим! - На передний план выскочил маленький шустрый человечек. - У меня в дому шмотья немерено. Жди тута, ща принесу. Бабки давай!
- Не, принесешь, тогда дам.
- Догомонились! Жди...
Человечек шустро побежал к своей парадной. Остальные еще потоптались, покурили, да и пошли дальше, своим светлым путем.
Минут через десять я сидел за рулем угнанного "Форда", одетый в засаленный темно-синий плащ, размера на три меньше моего, в тесную желтую рубашку без двух пуговиц, галстук по моде 1973 года, с гигантским узлом, джинсы-варенки по щиколотку, писк весны - лета-85, и антикварные "фирменные" кеды китайского производства, растоптанные до полной безразмерности. Носков, к сожалению, не было.
- Красавец, - констатировал коротышка. - Кеды жалко. "Два мяча", фирма. Сейчас такие не купишь.
- За двести баксов купишь, - ответил я, прогревая мотор.
- Земляк! А может, меня до метро подкинешь? Все же, как ни крути, из-за тебя на работу опоздал, прораб башку оторвет!
- Извини, браток, спешу.
- Вот так зараза! Сделаешь человеку добро, а он...
Окончания гневной тирады я не услышал. Стесненный "секонд-хендом", я отчаянно крутил руль, вписываясь в тесноту дворовых дорожек.
Мой мини-слалом завершился в соседнем дворе. Здесь я безжалостно бросил железного коня, оставив в замке зажигания ключ с брелоком в виде черепа. Надеюсь, машину угонят достаточно оперативно. Кимоно было мною безжалостно порвано и брошено в мусорный бак близлежащей помойки.
Поймать мотор удалось лишь после того, как я догадался снять ядовито-зеленый галстук, поплотнее закутаться в плащ, скрыв от любопытных взоров канареечную рубаху и вооружив вскинутую в голосующем жесте руку стодолларовой банкнотой.
Водитель обшарпанного "Москвича" любезно согласился подбросить меня за сто долларов к дому госпожи Могилатовой. Купюрами более скромных достоинств, к вящей радости городского извозчика, я не располагал.
Дом Виктории Александровны Могилатовой даже с большой натяжкой невозможно сравнить с длиннющей многоквартирной громадиной, в которой обитал хозяин синего плаща и желтой рубашки.
Хотя оба сооружения и возводились примерно в одно и то же время, по схожим типовым проектам, но отличались они, как подлинник шишкинских "мишек" отличается от конфетного фантика с той же картинкой.
Девять этажей могилатовской башни притаились в тихом центре. Газоны, прилегающие к памятнику жилищной архитектуры эпохи позднего застоя, были заботливо ограждены, прополоты и дразнились клумбами. Раздражало отсутствие поблизости благоухающей помойки, и уж совсем выводила из себя чопорная чистота подъезда.
- Ты куда? - Бдительный консьерж в загончике возле лифта смерил меня презрительно-величавым взглядом. - Сюда нельзя, вали давай!
То, что я проник в подъезд, исправно набрав шестизначный (!) код, консьержа ничуть не смутило. Был он высок, могуч и носил, естественно, камуфляжную форму.
О великий Будда! Как мне надоели могучие, коротко стриженные особи в пятнистых костюмах!
- Послушай, парень, зачем ты вырядился в походно-полевую форму? Ты же в подъезде сидишь, а не на газонах прячешься. Объясни, будь другом.
Консьерж напрягся.
- Не понял...
- И не надо! Каждый одевается в соответствии со своим вкусом. Тебя, стражник почтовых ящиков, смущает мой плащик цвета южного неба и рубашечка цвета спелых бананов, так,да?
- Не понял я...
- Расслабься. Меня, как я только что объяснил, тоже смущает и, прости за откровенность, раздражает твой камуфляж, но...
- Слушай, ты! - Консьерж грубо вклинился в мой пространный монолог. Закрой хавальник и вали отсюда, понял?
- Ну зачем же так грубо, дружок? А вдруг я тут живу?
- Такие, как ты, здесь не живут!