Улыбка Горгоны

Она маленькая, а глазками сверкнула, как настоящая взрослая дама. Интересно, где Нинуся научилась чисто по-женски поводить плечиками, фырчать, жеманно дуть губы? А откуда эти псевдоравнодушные интонации, подводящие к основной артиллерии – небольшому скандальчику?

– А я не из-за дождя. Может, мне и не хочется на зверей в клетках смотреть, может, мне хочется дома посидеть.

– Тогда что же у нас случилось, Нина Афанасьевна?

Девочка обеими ручонками указала на плиту, у которой стоял отец, возмущению ее не было предела:

– Каша! Я не люблю кашу. Никакую. Ты это знаешь и варишь, варишь! Могу я хотя бы в воскресенье от нее отдохнуть? Ты назло мне, да?

Мамины интонации, повадки, жесты – никуда не денешься. Ларичев разложил кашу по тарелкам, поставил перед дочерью и сел завтракать, наставляя:

– Я тоже не люблю, но ем, потому что она полезна.

Только хуже сделал, Нинуся отодвинула тарелку, фыркнув:

– Почему я должна думать о пользе в своем возрасте? – Зная, чем отцу испортить настроение, отомстила за кашу: – Забыла сказать, мама вчера звонила, скоро приезжает. Через неделю.

О, да, настроение мигом сорвалось, заодно испортился аппетит. Кашу он и так-то терпеть не мог, поедал исключительно за компанию с дочерью, а тут большой «подарок» маячит. Одна радость – сидит, надутая, подперев щеки ладошками, – и ту отнимут, бывшая едет наверняка за Нинусей.

– Неси свой телефон, – приказал он дочери.

Вначале посмотрел, сколько денег на счету, бывшая обитает за границей с новым мужем, чехом. Денег было достаточно, он позвонил, трубку Рита взяла сразу, думала, что это дочь:

– Нинуся?

– Это я, привет.

– Ну, привет. Чему обязана?

К холодному тону он давно привык, в ее понимании, развод – его вина, что не так. Просто у нее не хватило стойкости, выдержки, терпения, наконец, любви.

– Рита, у меня к тебе просьба, не приезжай через неделю.

– Почему?

– У меня непростое дело, тебе лучше немного повременить…

Что и требовалось доказать: терпения у Риты не хватило выслушать, она взбеленилась:

– Ларичев, опять? Опять ваши разборки с разбогатевшим быдлом из стойла, которое ставит условия и всегда на коне? Опять гора трупов, перестрелки, а твоя семья в опасности? Ты к этому привык, тебе нравится, но не мне. Почему я должна здесь трястись, думая: что там с моей дочерью? Да когда же они перебьют друг друга! И ты хочешь, чтоб твоя дочь росла среди стада? Где никаких перспектив?

Здорово она сделала подводку. Как отец, он обязан (по ее мнению) был согласиться, мол, будущее Нинуси для меня приоритет, с тобой ей будет лучше. Но Рита пролетела, так как Ларичев в категоричной форме заявил:

– Я не дам разрешения на вывоз дочери из страны.

– Ты удивительно черствый человек, поэтому я ушла от тебя.

– Все, хватит. Я позвоню, когда можно будет приехать.

А ведь когда-то они любили друг друга. Куда все девается?

Вероятно, в силу молодости Денис не находил себе места и, чтоб впоследствии не было чувства неудовлетворенности из-за недоделанного дела, побежал впереди паровоза, то есть Ларичева. Почему тот решил обойти Абалкина или оставить на потом? Может, у Ларичева свои виды, некий хитромудрый план, тогда надо делиться идеями. Поскольку Денис в неведении, он поехал к Абалкину, потому что это свидетель первостепенной значимости.

Жена Абалкина не пустила в квартиру, узнав, что он из милиции, даже разговаривать не стала. Денис вышел во двор, в старой и полуразвалившейся беседке покурил, решив проторчать здесь хоть до вечера, но дождаться мегеры или самого. Времени прошло немного, из подъезда вышла женщина, и он поначалу не узнал ее. Дома была в халате, а в машину садилась при параде – как же узнать, если так преображаются? Бегает он не хуже спортсмена, успел перехватить дверцу, когда она хотела захлопнуть ее:

– Подождите, вы же Абалкина?

– А, лейтенант, – протянула она недовольно.

– Старший, – надел он улыбку.

– Мне некогда.

– А мне нужно увидеться с вашим мужем. И я увижусь, как бы вы ни старались этому помешать. Надо полагать, у вас есть причины мешать мне?

Она отвернула лицо, вперившись неживыми глазами в лобовое стекло, нет, правда, тяжелый у нее взгляд, нетипичный для женщины. И фраза ее была тягучая, будто речевой аппарат не настроен:

– Мой муж лежит в больнице, он парализован.

– Как это? С чего это? – разочаровался Денис.

– Инсульт.

– Но мне… мне нужно допросить его.

– Послушай, мальчик, ты понимаешь русский язык? Он даже не болен, он никакой. Ты не можешь его допросить, потому что он не говорит, да и не соображает.

Денис стушевался, понимая, откуда у этой женщины тяжесть во всем облике и внутренняя подавленность, но уйти несолоно хлебавши не мог.

– Тогда, может быть, я вам задам несколько вопросов?

– А я ничего не знаю. Я домохозяйка. Меня мой муж в свои дела не посвящал… Если б посвятил, думаю, не лежал бы сейчас на больничной койке живым трупом. До свидания, мальчик.