Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе

Получилась ошеломляющая сумма — что-то около двух миллиардов долларов за восемь лет.

— Сколько же выходит на каждого грека?

— Тридцать три доллара в год, — подсказал кто-то. — Меньше, чем по три доллара в месяц.

— Как раз на сигареты, — сказал Никос. — Дешево же купили Грецию…

Послушав радио, заключенные хмуро разбредались по камерам, свирепо ругались:

— Скоро с сумой пойдем по всей Европе…

Однажды вечером вспыхнул спор.

— А что вы вздыхаете, что брюзжите? — сказал Саввас. — Нам все это только на руку! Пусть грабят Грецию, пусть все разваливают! Чем хуже живет народ, тем ближе он к революции.

— Позволь, но в резолюциях ЦК… — сказал Яннис Михалопулос — полковой командир Никоса в ЭЛАС.

— Да, да, конечно: хлеб, демократия, Мир. Не думал я, что надо объяснять такие элементарные вещи…

— Но все же объясни, — настаивал Яннис.

— Да что тут объяснять? Мы требуем хлеба, потому что в стране нет хлеба. Мы требуем мира, потому что в стране нет мира. Мы требуем демократии, потому что в стране нет демократии. Все ясно даже ребенку.

— А если бы все это было? — вкрадчиво спросил Яннис. Школьный учитель по профессии, он разговаривал с Саввасом, как с гимназистом.

— Пустой разговор, — отмахнулся Саввас. — Не могут они дать все, чего мы требуем, и в этом их бессилии — наша сила. Поэтому я и убежден: чем хуже — тем лучше.

— Нет, нет, постой, — Яннис переглянулся с Никосом. — А если бы все-таки они смогли?.. Представь: ты просыпаешься — а в Греции ни одного заключенного, никто не умирает с голоду, никаких казней, и прямо тебе в постель надзиратель приносит «Ризоспастис»? Что тогда?

— Тогда я решил бы, что это сои, и снова заснул бы.

— А если серьезно?

— Серьезно — тогда нам пришлось бы самораспуститься, — отрезал Саввас.

— Вот как? — вмешался Никос. — Это очень любопытно.

— Простая логика! — Саввас разгорячился: его занесло, и он уже не мог остановиться. — Мы — партия голодных и бесправных. Не будет бесправия, не будет голода — не будет и партии.

— Смотри-ка! — засмеялся Никос. — В руках у них такое верное средство против нас, а они им почему-то не пользуются!

— Не пользуются, потому что не могут.

— Нет, друг мой, — серьезно сказал Никос. — Не пользуются потому лишь, что голодными и бесправными управлять легче. Голодный только о том и думает, как бы прокормить себя и семью. А накорми его — и уже так просто не обманешь.

*

В один январский день в Керкиру прибыл пароход с новой партией заключенных. Вместе с заключенными сошли на берег несколько хмурых прилично одетых штатских, в которых умудренные опытом «старожилы» тюрьмы сразу признали сотрудников асфалии. Гости, не мешкая, направились к начальнику тюрьмы, и через какие-нибудь полчаса надзиратель сообщил Белояннису, что ему велено собираться в дорогу. Товарищи Никоса по камере зашумели:

— Это возмутительно! Беззаконие! Белояннис осужден и по закону должен находиться здесь до конца срока!

Надзиратель только пожал плечами:

— У них бумага, там все в порядке, они требуют выдачи Белоянниса.

Никос молча собрался — кстати, это было несложно. Последние главы очерка были только что переправлены на волю, и брать с собой ему было фактически нечего. Он хотел написать несколько писем, но в этом ему отказано: пароход скоро отплывает, надо спешить. Это тоже было противозаконно: в случае перевода в другую тюрьму заключенный имел право сообщить об этом родным, но спорить было бессмысленно.

— Постарайтесь передать товарищам, — только и успел сказать он, — что меня увезли. Пусть об этом поскорее узнают в Афинах.

— Никос, что они затевают? — спросил кто-то.

— Поживем — увидим, — ответил Никос.

— Мы тебя не отпустим! Мы не отдадим тебя им!

Никос махнул рукой и вышел.

Однако и ему не мешало бы знать, что они затевают. Это помогло бы собраться с мыслями, решить для себя, как держаться на предстоящих допросах. Поэтому, войдя к начальнику тюрьмы, Никос потребовал показать бумаги, на основании которых его забирают.

— Бумаги в полном порядке, — недовольно сказал начальник тюрьмы, — можешь поверить мне на слово.

— В таком случае заявляю протест против незаконных действий властей.

— Твой протест будет доведен до сведения соответствующих должностных лиц.

— Я хотел бы изложить свой протест в письменной форме.

— В этом нет необходимости, Белояннис, — сказал один из штатских. — Вы узнаете обо всем скорее, чем думаете.

И он шагнул к Никосу с наручниками.

Сотни заключенных наблюдали за тем, как два конвоира усадили Белоянниса в джип, почтительно подождали, пока разместятся господа в штатском, сели сами по обе стороны Никоса, и машина бесшумно покатила по каменистой дороге вниз, к порту. На повороте Никос оглянулся, привстал, поднял над головою скованные руки — конвоиры силой заставили его сесть на место. Он не мог уже слышать и видеть, как гудела тюрьма, как кричали «Убийцы! Позор!» заключенные, как надзиратели, пуская в ход кулаки, расталкивали их по камерам… Он знал одно: то, что ждет его впереди, будет неизмеримо труднее двух месяцев, проведенных на острове Корфу.