Улыбка Стикса

Раздавшийся выстрел еще больше усугубил его положение. Тварь обмякла и накрыв своей грудью лицо Архипа, полностью перекрыло его рот и нос, лишив возможности дышать.

Когда тварь столкнули с него, он сильно вздохнул полной грудью и закашлялся. Каждый кашель отдавался внутри организма жуткой болью в помятых ребрах.

С трудом усевшись и облокотившись на ствол дерева, Назаров осмотрелся. Его спасителями, столкнувшими с него труп зверюги, были раненый в голову боец и пленный немец. Стрелял раненный, судя по всему, из винтовки санитара, которого нигде не наблюдалось.

— Здорово тебе, унтер, морду расквасило.

— Были бы кости, а мясо нарастет, — ответил Архип, вставая, опираясь на приклад своей винтовки. Собрав языком во рту собравшуюся кровь, он от души плюнул ею на скалящуюся морду твари.

— Это ж, что за образина такая, на нас напала? — удивленно спросил раненый, тыкая стволом в живот поверженного существа.

— Помогите мне, — сказал Архип, призывно махнув рукой пленному. Втроем они перевернули труп на живот. Присев на корточки, Назаров стал осматривать тело. — Вот моя пуля сюда попала. Почти в позвоночник. А ему хоть бы хны.

Внимательно всматриваясь, он продолжил осмотр и дойдя до головы животного, обнаружил рану, оставленную вторым выстрелом. — А вот твоя сюда прилетела, в эту шишку, — показал он на нарост, бугрящийся на шее, чуть ниже края черепа. — Видно, что это у него очень уязвимое место, раз сразу сдохло и не мучилось совсем.

— На чеснок похожа шишка эта. Тоже дольки.

— Ну, пробовать на вкус, не будем. Эй, немчура, иди сюда, поближе, — жестом подозвал он пленного к себе и, когда тот приблизился, достав свой нож, разрезал веревку на его руках. — Помогать будешь.

Когда ему разрезали путы, первое, что сделал германец — перекрестился и что-то бормотал полушёпотом. Вероятнее всего, что молился.

Трупы обоих солдат они подтянули к поваленному дереву, на котором сидел Назаров до нападения. Лица обоих прикрыли их же фуражками, которые нашли в траве, а потом навалили сверху сухих веток.

— Назад, в роту, будем возвращаться. Туда ближе. Доложимся о случившемся и вернемся за парнями, — объявил раненому свое решение Назаров, а пленному показал направление будущего движения рукой.

— Связывать его будем?

— Ему сейчас от нас на шаг отходить страшно. Пусть так идет…

Из сна его вырвал голос Матроса, который трусил его за плечо. — Дед Ахрип, вставай.

— Матрос, какой же ты гад! Мы сейчас такого топтуна завалили, — потягиваясь, высказывал помощнику, Ахрип.

— Ага, завалили! А что же ты так орал во сне?

— Опять приснилось, как в Улей провалился, и первая тварь напала. Часто снится этот случай стал. Что там стряслось?

— Стреляли там, — Матрос указал направление. — Было три выстрела. А еще, с наблюдательного прибежал дозорный.

Посыльный, с поста наблюдения на холме, дожидался в трех шагах, за спиной Матроса.

— Давай, выкладывай, что и где видно. С этим же прислали? Или что-то другое?

— Фил осмотрел округу. Тварей не видно. Больших населенных пунктов нет. Кластеры средней величины. Из жилья, только несколько дачных участков в двух направлениях. Есть река и церковь.

Глаза Ахрипа блеснули заинтересованностью: — А где церковь, говоришь?

Посыльный указал направление: — С километр будет. Большая, красивая. Купол золотой, на солнце блестит. Она нам сразу в глаза бросилась.

Был у Ахрипа один «пунктик». Он всегда, если встречал на кластере христианский храм, старался в него попасть.

Он не был набожным. Помнил и временами повторял молитвы, заученные еще в детстве. И, иногда, задавался вопросом о существовании Бога. Его, долго выживающего в этом страшном и жестоком мире, порой посещали мысли о том, что такое мог придумать и создать только разум безумного маньяка, но никак не Господь. Это были эмоциональные мысли, как правило, вызванные потерей близких ему людей, при чем, довольно жестокими способами, на которые так щедр был Стикс. Последний раз был церкви он был более трех лет назад, когда исчез в черной земле кластер с простым сельским храмом, который располагался на крутом обрыве, над рекой, что опоясывала с трех сторон село, с странным названием «Ореховый звон». С тех пор ни разу не получалось.

Ахрип любил стоять в центре храмов и внимательно рассматривать внутреннее убранство, иконы, алтарь, росписи сводов. И думать. Храмы располагают к этому. А заброшенные в Улей, особенно. Тут нет толкотни, присущей на церковные праздники, когда идут не истинно верующие, пришедшие на церковную службу, а так, для «галочки» или по традиции. Нет нищих и цыган, просящих милостыню на входе и выходе, с таким видом, что ты им обязан подавать, как зарплату. Нет бабушек, которые норовят уколоть незнание церковных порядков и традиций. Нет смысла посещать церкви сталкерам и рейдерам из этого мира, ибо ничего ценного для материального мира, здесь добыть было нельзя, за исключением, разве что, вкусного церковного вина.

— Матрос, я схожу туда сам. Воробей тут за старшего.

— Как ты сам попрешься? Место новое, еще не разведанное толком.

— Не спорь. Живца лучше «забадяжь».