Улыбка женщины

Толстяк-хозяин разместил нас за большим столом у задней стены зала, с бодрым стуком поставив перед нами бокалы и бросив приборы. Гости пребывали в прекрасном настроении, много шутили и пили. Дантист окончательно вжился в амплуа Everybody's Darling,[32] а потом вино уравняло всех. И только я, подобно несчастному Батисту, был чужим на этом празднике.

— Похоже, она разозлилась, — шепнул мне Адам, когда мы покидали магазин «Козерог», волоча под руки изумленного Сэма.

Адам объяснил ему, что приставания восторженных поклонниц — обычное явление на чтениях.

— Wow! — воскликнул наш зубной врач и добавил, что ему все больше нравится быть романистом. — Может, и впрямь стоит написать книгу?

— Ради бога, не смей! — зарычал Адам.

Я не отвечал. Мне вообще все меньше хотелось говорить.

Для услужливого редактора Андре Шабане Орели Бреден потеряна навсегда. Но позора не избежал и неотразимый Роберт Миллер. Чего стоило его обаяние после позорного бегства из лавки месье Фермье? «О да, „Куполь“! Lovely place, very lovely!» Неудивительно, если она приняла его за идиота. И потом, этот комплимент насчет зубов! Оставалась слабая надежда, что Орели еще не передумала ужинать с ним в ресторане. В противном случае все шансы были потеряны.

Я молча уставился в свою тарелку. Разговоры коллег словно доносились из другого мира.

Наконец я попал в поле зрения Жана Поля Монсиньяка, который постоянно шутил с нашим автором. Шеф вдруг поднял свой бокал, чтобы со мной чокнуться.

— Что случилось, Андре? Вы все время молчите! — удивился он.

Я сослался на головную боль.

Больше всего мне хотелось немедленно уйти домой, но я не хотел упускать Роберта Миллера из-под контроля.

Адам, единственный, с кем я мог бы сейчас поговорить, сидел на другом конце стола. Он то и дело подбадривал меня взглядом, а когда через несколько часов наконец пришла пора отправляться домой, пообещал зайти ко мне завтра утром перед отъездом в Лондон.

— Только один, — попросил я его. — Нам надо поговорить с глазу на глаз.

Я как раз собирался порвать новое письмо от имени Роберта Миллера Орели Бреден, когда раздался звонок. Бросив конверт в мусорную корзину, я пошел открывать дверь. Я передумал отдавать это письмо Адаму. В нем Роберт Миллер назначал конкретную дату ужина во «Времени вишен», и после вчерашнего вечера отправлять его не имело смысла. Всю ночь я не сомкнул глаз, размышляя, что делать дальше. И мне пришла в голову идея.

Появившись в дверях, Адам бросил взгляд на разбитое зеркало в коридоре и осколки, которые вчера перед уходом в издательство я смел в кучу.

— Что здесь произошло? — поинтересовался Адам. — У тебя была истерика?

— Да нет, зеркало разбилось еще вчера, — ответил я.

— Семь лет несчастий, — усмехнулся он.

Я снял с вешалки свое зимнее пальто и открыл дверь.

— Надеюсь, что не так, — вздохнул я. — Пойдем позавтракаем где-нибудь, у меня в доме ни крошки.

Мы пошли в «Старую голубятню» и устроились в самой глубине зала, где стояли деревянные скамьи и большие столы. Здесь мы часто сидели с Адамом, обсуждали наши книжные проекты и беседовали о жизни.

— Адам, ведь ты мне друг? — начал я, когда официант принес нам завтрак.

— О'кей, говори, чего хочешь, — с готовностью отозвался он. — Если речь идет о письме Орели Бреден, которое я должен опустить в почтовый ящик, — нет проблем. Я видел малышку и понимаю, почему ты ее так обхаживаешь.

— Нет, — покачал я головой. — После вчерашнего вечера я раздумал посылать ей письмо. Кроме того, это займет слишком много времени. Настала пора решительных действий.

— Ага, — протянул Адам, жуя багет с ветчиной. — И чем же я могу тебе помочь?

— Ты позвонишь ей, — ответил я, — от имени Роберта Миллера.

Адам чуть не подавился:

— Ты с ума сошел!

— Нисколько, — возразил я. — У вас с Сэмом похожие голоса. Тебе надо лишь чуть подделать акцент, разве это так сложно? Прошу тебя, Адам, окажи мне эту услугу.

Я выложил ему свой план. Вечером Адам звонит из Англии в ресторан «Время вишен». Он должен извиниться и объяснить Орели Бреден, что был просто поражен, увидев ее на чтениях. Кроме того, в зале толпилось слишком много народу, и он растерялся. Короче, он не имел в виду ничего плохого.

— Наговори ей чего-нибудь, пусти в ход свой джентльменский шарм и реабилитируй Роберта Миллера. У тебя получится! — объяснял я, попивая эспрессо. — И главное, назначь дату ужина. Скажи, что хочешь встретиться с ней наедине. Предложи шестнадцатое декабря, в этот день у тебя дела в Париже, но весь вечер ты будешь в ее распоряжении.

Шестнадцатое декабря было удобно в двух отношениях: во-первых, это день ее рождения, а во-вторых — понедельник и в ресторане, как я выяснил, выходной. Значит, вероятность того, что мы будем совсем одни, повышается.

— И еще одно, Адам. Пусть она никому ничего не говорит. А то еще этот редактор прицепится, если узнает. Пригрози ей, так правдоподобнее.