Умереть на рассвете

Оставив отца спать, Иван решил пройтись по деревне, посмотреть – что там и как. Набросив на плечи шинель и, по въевшейся в плоть и кровь привычке, сунул за пояс армейский наган, пошел от одной околицы до другой. Иван шел, осматривая покосившиеся дома, заброшенные колодцы. По сравнению с девятьсот седьмым или даже семнадцатым годом – грустное зрелище. Парочка построек, выглядевших приличнее – под железными крышами и с крашеными ставнями, дело почти не меняло. От гулянки стало тоскливо. Так тоскливо, что пожалел недопитый самогон, и накатилась досада на отца.

«Вот сволочь старая, – подумал Иван. – Бабу мою драл, самогон выжрал». Но, рассудив здраво, решил, что обижаться грех – не пропадать же добру? (Хошь самогонке бесхозной, хошь бабе.)

– Эй, мужик! Стой, кому говорят! Документы покажи! – услышал Иван грозный окрик и нехотя поднял глаза на смирную кобыленку, на которой сидел некто в кожаной тужурке. Судя по ремню с провисшей кобурой – начальник. Под фуражкой с синей звездой имелась и морда – толстая, с короткими белесыми усиками. Таких вот, толстомордых и наглых начальников Иван не любил. Вроде плохого ничего они ему не сделали, а все равно не любил.

– Ты чё, оглох?! – рыкнул толстомордый. – Я кому сказал – документы покажи!

– А ты что за прыщ, чтобы я тебе документы показывал, а? – усмехнулся Иван, не особо испугавшись. Судя по чалой лошадке – это и был начальник тутошней милиции. Ну, не хрен и начальник!

– Тебе по уставу положено – прежде чем документы требовать, самому представиться надо!

– Ты чё, мужик, против Советской власти идешь? – вызверился толстомордый, кладя руку на кобуру. – А ну-ка, руки живо поднял и встал смирно! Э, да ты че…

На начальника смотрело дуло нагана. Иван, не расстававшийся с оружием ни днем, ни ночью, выхватил свой револьвер раньше, чем начволмил отстегнул непослушный клапан.

– Ну вот, а теперь с лошади слезай, мандат показывай, – приказал Николаев толстомордому.

Зотин слез с кобылы с кряхтением, как столетний старик. Чувствовалось, что ему страшно, но продолжал хорохориться. Разворачивая мандат, милиционер пригрозил:

– Ты знаешь, что тебе будет за угрозу оружием представителю власти? Под трибунал пойдешь!

– Я же не знаю, кто ты такой – может, бандит с большой дороги?! – возразил Николаев, забирая мандат: – Щас прочитаю, там и решим… Так… предъявитель сего, Зотин Владимир Иванович, действительно является начальником Абакановского волостного отделения милиции Череповецкого уездупрамилиции Череповецкой губернской милиции Народного комиссариата внутренних… Подпись – начальник отдела управления Череповецкого губисполкома Курманов. Курманов… – раздумчиво повторил Иван, возвращая мандат Зотину. – Это не Лешка, тьфу, не Алексей ли Николаич будет?

– Ну, – настороженно кивнул начволмил, забирая документ и посматривая на оружие, которое Николаев до сих пор не выпустил из рук.

– Вона… – протянул Иван, убирая наган и доставая свои документы: – Ну, тогда, мил-друг, извини! Вот справка моя.

Зотин, жадно схватив бумажку, зашевелил губами, читая. С трудом осилив сведения о том, что справка выдана демобилизованному командиру взвода РККА, не то чтобы подобрел, но успокоился. А успокоившись, обнаглел:

– Оружие сдай и шагом марш со мной, в волость!

– А чего я там не видел? – хмыкнул Иван. – Никак контрреволюцию мне пришить хочешь? Нет, мил-друг, не выйдет. Справку ты мою видел, а на оружие у меня тоже документ имеется. Вишь, оружие-то у меня какое?

Начволмил отшатнулся, когда Иван вновь выхватил револьвер, но, углядев серебряную пластинку на рукоятке, украшенной гравировкой: «Командиру взвода РККА тов. Николаеву И.А. от командующего фронтом М.В. Фрунзе», сник и зачмокал толстыми губами.

– Видал? Ты что, начальник милиции, против товарища Фрунзе? Или супротив самого товарища Троцкого? Али ты демобилизованных красных командиров не любишь?

– А! – протянул начволмил после паузы. – Ну, тогда – да. Тогда – ошибочка вышла…

Иван кивнул и, слегка повеселев, решил подшутить над милицейским начальником.

– Я, товарищ, на тебя жалобу напишу! – неожиданно строго изрек бывший комвзвода.

– За что? – опешил тот.

– Как за что? Во-первых, за то, что револьвером мне в харю тыкал, не представившись как положено. Я ж человек темный, тебя в личность не знаю. А вдруг ты бандит? А ежели бы я тебя пристрелил? Это что ж, из-за тебя я должен под расстрельную статью идти? Ну, под расстрел бы меня, красного командира, не подвели, но и в допре из-за тебя сидеть невелика радость. А во-вторых, за хамство, проявленное по отношению к рядовому гражданину, которого рабоче-крестьянская милиция должна всемерно защищать. А в-третьих, за самогонку, которую ты сегодня с утра пораньше выпил у неизвестной мне гражданочки деревни Демьянка!

– Ну, ты, мужик, даешь… я хотел сказать, – поправился начмил, – ты, товарищ Николаев, кругом неправ! Не обязан я представляться, коли подозрительную личность вижу, понял? И самогонку не пил!