Умерев, уходите без суеты, через чёрный вход (СИ)

  В день исчезновения Старик оказался на заставе один. Никого. Ни следа. Вся кладь, инструменты, утварь остались на местах, на поле за заставой торчали лопаты и кирки, будто их забыли и бросили на время обеда. Ближе к полудню он заметил всеобщее молчание. Молчали куры, собаки, кошки и даже вороньё. Они исчезли вместе с людьми, Старик не удивился, если бы не нашёл даже червей.

  И вот - гость. Он-то напугал последнего обитателя заставы сильнее, чем исчезновение. Ничего разглядеть так и не удалось, как Старик ни прижимался к шершавой холодной стали: просвет между дверью и проёмом был недостаточно велик, видны были только выжженная, в бурых пятнах, степь да небо цвета мышьяка. Лай, скорее просящий, чем требующий, сменился поскуливанием, жалким, как стоны ветра в щелях. На па́ру они умоляли впустить их к теплу и крову.

  Страх уступил место тревоге, та - любопытству, а затем к нему присоединилась жалость. Старик порылся в карманах брюк, нашёл связку ключей и отпёр амбарный замок. Под дверью сидел ржавого цвета комок свалявшейся шерсти и грязи, только ясные синие глаза смотрели с болью и надеждой. Лапы пса были перебиты, он едва ли могла доползти сюда сама. Старик выбежал за ворота, позвал безвестного шутника, закричал, что так и оставит животное у порога, но никто не ответил, молчал даже ветер, прошмыгнув на заставу.

  С появления на заставе второго обитателя прошла неделя. Собаки не могут жить без клички, но Старику ничего в голову, кроме расхожей фразы про друга человека так и не пришло. Поэтому он стал называть его просто - Другом. Неожиданно для себя Старик притащил пса в сторожку, отдал лежанку, а сам стал спать на полу. Пришлось взломать склад с припасами и медикаментами: ключи исчезли вместе с комендантом. Эта неделя промелькнула одним мгновением, наверное, никогда прежде в его жизни время не летело так быстро.

  И сейчас, лежа у могилы, Старик вспомнил, что как раз перед приступом он собирался набрать консервов. На ватных от минувшего ужаса ногах он пошёл на противоположный конец заставы, на склад. Низкая пристройка из сруба, обшитая досками. Краска сошла, доски выцвели и растрескались, не меньше трети из них отвалилось и через дыры виднелись серо-зелёные брёвна с рыжими и землистыми пятнами пакли. Дверь массивная, стальная, покрытая кирпичного цвета грунтом. Чтобы открыть её, пришлось выпилить замок болгаркой, и теперь Старик подпирал дверь у ручки доской.

  Внутри мерзко и сладко пахло прелой соломой. На ощупь в темноте справа от входа он нашёл железную коробку с выключателем. Сам выключатель - ещё одна коробка, пластмассовая, размером с голову ребёнка, на лицевой стороне которой торчало две кнопки: одна подлинней, вторая - короче. Старик с трудом, едва не вывернув большой палец, утопил длинную кнопку. Что-то внутри клацнуло и загудело. В стороне от электрощитка матово блестели в сумраке эбонитовые клювы переключателей. Старик поворачивал один за другим, клювы тоже сопротивлялись, тьма засорила механизмы и не давала включить свет. С каждым натужным щелчком рядами зажигались лампочки, висящие на проводах. Они осветили помещение десять на десять метров, между стеллажами с туско-зелёными армейскими ящиками можно было едва пройти одному, да и то боком. Старик порылся в ближайшем ящике, раздвинул солому внутри и достал пару консервных банок. Сгущёнка. Подошел к следующему, затем к ещё одному и так пока наконец не нашёл тушёнку. Махнул рукой и взял весь ящик.

  Старик выронил его, едва выйдя со склада. Могила была далеко, метрах пятидесяти, но он разглядел светло-песочное пятно рядом с ней. Пятно медленно, но упорно, ползло вперёд, в яму. Старик побежал, но когда оставался последний десяток шагов, он споткнулся и вывихнул ногу. Старик полз. В этот раз могила не притягивала его, наоборот, отталкивала, мешала налипшей грязью и непонятно откуда взявшимися корягами.

  Но Старик успел. Пёс уже пытался перевалиться через край, когда он схватился за загривок. Друг скулил, рычал, исхитрился укусить предплечье, но Старик продолжал волочить его прочь.

  Могила сдалась во второй раз и отпустила их. Старик заметил, что хватка пса ослабла, а рычание прекратилось. Он перевалился на спину и обнял Друга, но тот совсем обмяк. Только через несколько минут, уже держа пса на руках в сторожке, последний обитатель заставы понял, что остался один.

  От истерического хохота зазвенели стёкла. Они весело и переливчато смеялись вместе со Стариком, но смеялись недолго: Старик прогнал их прочь табуреткой. За табуреткой в окно отправился стол, но не пролез через раму и остался лежать безногим калекой на полу. Затем сторожку сотряс топот: Старик ковылял вниз, боль в вывернутой лодыжке не мешала ему перемахивать через ступени, он знал, кто виноват и собирался отомстить.