Умягчение злых сердец

Шатохин не откликнулся. Думал, почему вышло так, что следственно-оперативная группа обошла стороной Киприяново жилище. Скорее всего, подвела логика мышления, сработал автоматизм: Киприян умер, дом его опустел, в близлежащих деревнях это известно, стало быть, осведомлены и грабители. Но они-то как раз могли и не знать. Следовательно, если действительно в избу заглядывали потрошители скитов, информацией о старообрядцах они располагали давней. Бороносин! Шатохин вспомнил о нем. Вернулся с очередной своей затяжной железнодорожной вахты уже после смерти Киприяна. И если служил провожатым…

Шатохин отворил дверь. На покрытом пылью полу хорошо были заметны следы сапог. Не входя в избу, вместе с Красниковым изучали их, потом Шатохин осторожно ступил через порожек.

Пауки в Киприяновой обители постарались. Лучик фонарика заскользил по затканным тончайшей пряжей уголкам, пока вдруг в проеме между стеной и печкой не наткнулся на рваную дырку в этой пряже.

Шатохин приблизился, посветил. Два каких-то полу-диска валялись в узком проеме. То, что это расколотая пополам деревянная чашка, Шатохин понял, лишь когда с помощью прутика выудил обе половинки посудины из-за печки.

Половинки чашки брали голыми руками, и было это сравнительно недавно, налет пыли в местах, где заметно касание пальцев, — тончайший. Из бокового кармана Шатохин вынул свернутую газету — купил в крайцентре в аэропорту утром в дорогу да забыл о ней, так и осталась непросмотренной, — завернул в нее половинки чашки.

— Товарищ майор, взгляните, — раздался голос Красникова.

Во дворе он обнаружил медную литую иконку размером чуть больше спичечного коробка и два папиросных окурка с изжеванными мундштуками.

— Вчера, в крайнем случае позавчера, курили, — сказал Красников, рассматривая их.

— Похоже, — отозвался Шатохин.

Солнце закатывалось. Багровый его диск вот-вот скроется за макушками елей. После заката сумерки нахлынут не сразу, и все равно надо спешить. Находки, сделанные в Киприяновой избе и возле нее, волей-неволей заставляли изменить планы.

— К Василию пока не пойдем, Сергей, — сказал Шатохин. — Здесь поглядим. Может, еще что обнаружится.

Работали на совесть до сумерек, однако больше ничего не нашли. Пора было позаботиться о ночлеге. В Киприяновой избе расположиться негде, да и не особенно хотелось. Раструсили бочок копны около избы, легли, не раздеваясь. Перед сном Шатохин по рации связался с начальником Нетесовского ОУРа. У Поплавского все оставалось по-прежнему. Он не выезжал из тайги, поиск продолжался. Пока безуспешно. То же и у майора Коротаева.

Шатохин устал, но уснуть сразу не мог.

— Сергей, первый раз кто староверов грабил? — спросил после продолжительного молчания.

— Приезжие какие-то. — Участковый пошевелился, зашуршало сено. — Сначала продать уговаривали, а потом просто украли несколько штук. Может, и не так. Слышал только, что те уже на продаже попались, в крайцентре. Фельдшер наш может рассказать, Иона Парамонович. Он и об истории икон, у кого какого века, какие самые почетные, — все по полочкам разложит.

— Он уртамовский?

— Уртамовский. Корзилов фамилия.

7

Василий от разговора с сотрудниками милиции не отказывался, но отвечал нехотя, односложно, глаз от пола почти не поднимал. Ему стыдно было, что его, пятидесятилетнего здоровяка, славившегося даже за пределами района богатырской силой, одолели какие-то мальчишки, причем одолели с обидной легкостью, почти мгновенно. Шатохин немного наслышан был о Василии. Еще три года назад он на славу хозяйничал в районной кузне, в свободное время иногда на потеху детям да и взрослым завязывал в узлы стальные прутья и перекусывал гвозди; вспыхнет вдруг драка где, его звали разнимать, причем значения не имело число драчунов, он и с медведем мог голыми руками схватиться. Что-то с ним внезапно стряслось, невыясненное, личное: узнал вдруг, что есть бог, а счастье ненадежно и мимолетно, стал замкнутым и в конце концов подался на жительство в тайгу. Жену с собой не звал и даже прогонял, сама со скандалом вытребовала право находиться рядом. Женщина с характером, преданная мужу до конца, не назвавшая ни блажью, ни нездоровьем его поведение — просто шагнувшая следом за ним навстречу превратностям судьбы.

Какие уж там в душе Василия произошли передвижки — неведомо, но силы физической прежней он не растерял, и в новой, отшельнической жизни, имея силу, никого, кроме бога, не боялся, силой продолжал гордиться, на нее рассчитывал, как на главный козырь. И вот налетчики продемонстрировали Василию цену этому, казалось, непобиваемому козырю.

Вопросы о том, как именно охотники за иконами одолели Василия, были особенно неприятны бывшему кузнецу. Шатохин и рад бы щадить самолюбие, однако как раз эта часть визита нежданных гостей интересовала главным образом. Ясно, что ломовой силе бывшего молотобойца противопоставили приемы какой-то борьбы, действующие безотказно. Но какие конкретно приемы? Кто участвовал в «выключении» Василия?