Умид. Сын литейщика

Умид кивнул в знак согласия.

— Приоткройте-ка дверь, — попросил профессор.

Умид повиновался.

Профессор навалился на край стола животом и крикнул зычным голосом:

— Елена Владимировна!

В кабинет вошла пожилая женщина с гладко зачесанными седоватыми волосами, собранными аккуратным пучком на затылке, она поздоровалась с Умидом, приветливо улыбнулась.

— Этот парень — мой новый ученик, — сказал ей Салимхан Абидович, и она еще раз посмотрела на Умида, уже более внимательно. — Ставленник самого директора. До моего возвращения с курорта он будет в вашей власти, и вы, пожалуйста, введите его в курс дела и познакомьте с другими моими учениками.

— Хорошо, — сказала женщина приятным грудным голосом. — Идемте, я покажу вам нашу лабораторию.

Умид торопливо последовал за ней.

Глава седьмая

ЕСЛИ ТЕБЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ

Хафизу никто в аэропорту не встретил. Она не хотела беспокоить бабушку и не уведомила ее телеграммой. Ей казалось заманчивым поразить ее и Кудратджана своим неожиданным появлением.

Хафиза с шумом распахнула калитку и вошла во двор с небольшим кожаным чемоданом. Бабушка, прибиравшая на айване, бросилась ей навстречу, взяла из ее рук поклажу, обняла одной рукой, прижимая к себе внучку, и стала расспрашивать ее об отце, о матери и о самом младшеньком своем внуке.

— Все здоровы. Передают большой привет, — сказала Хафиза и, высвободившись из объятий бабушки, проследовала в дом.

— Да ты что же это, милашка? — удивилась старушка. — Здоровы, привет… И больше нечего сказать? Приехала из другого города, где больше двух недель прожила с родителями, — и больше нечего сказать? — зачастила старуха, следуя за внучкой. — Хафизахон ли ты или какой-нибудь бес ко мне явился в твоем облике?..

— Хафизахон я, бабушка! Приехала вот, как видите, — смеясь сказала внучка.

— Откуда приехала?

— Из Ферганы.

— Когда приехала?

— Только что.

— Зачем приехала?

— По вас соскучилась, бабушка, вот и приехала.

— Ты же всегда посылала тилграф?

— В этот раз не хотелось вас беспокоить, — ответила внучка, снимая через голову платье. Волосы замотались за пуговицу, и Хафиза с трудом отцепила их.

— Как поживают родители? Поправился ли отец? Почему ни о чем не рассказываешь? — спрашивала бабушка, сгорая от нетерпения узнать поскорее, как там поживают ее сын и невестка.

— Хорошо живут, бабушка. Я же сказала, что все здоровы. И папа почти выздоровел.

— Что значит — почти? Расскажи-ка толком. С самого начала расскажи. Что было с отцом? Какие новости привезла?.. Поведай обо всем, что видела с той минуты, как приехала к ним, и до той минуты, как уехала. Пока не узнаю доподлинно, не отстану от тебя!

Вскоре пришла жена дяди, поздоровалась с Хафизой, обнимая ее и похлопывая по спине. Расспросив обо всем, что ее интересовало, посоветовала прилечь отдохнуть. В полутемной комнате было прохладно. Жаркие лучи солнца не могли проникнуть сквозь палас, которым было завешено окно в ее горницу. Но Хафиза сказала, что ни капельки не устала, и, умывшись во дворе под рукомойником, поднялась на айван и села на курпачу, возле которой бабушка постелила дастархан. Отщипнула несколько виноградин от огромных кистей, лежащих в вазе. Она особенно любила хусайни, сочный и не приторно сладкий, хрустящий под зубами. Бабушка сидела напротив нее, прямо на ковре, и украдкой любовалась внучкой, еще больше загоревшей и посвежевшей, словно искупалась в роднике, умножающем красоту девичью. Слышала она еще в молодости, что есть в ферганских горах такие чудесные родники. Да и соскучилась по внучке так, что с трудом дождалась ее приезда.

Невестка принесла чай, заваренный в большом фарфоровом чайнике, налила в пиалы.

Хафиза, отпивая этот горячий густой напиток, утоляющий жажду в жару, стала рассказывать, как жилось ей в Фергане, о ни с чем не сравнимой поездке в Вуадильский район и как она все никак не могла налюбоваться тамошней природой. Бабушка и жена дяди внимательно слушали, иногда только перебивая ее рассказ тихими восклицаниями: «Есть же на земле такие места!..» Хафиза не преминула заметить, что мать с той поры, как они виделись, располнела, что водит дружбу с Шахнозхон-апа, веселой женщиной. Рассказала о Патилехон, какая она вертушка и хохотунья — вся в мать.

— Вот молодец, дочка, так бы и расписала сразу, не томила б меня, старуху, — упрекнула бабушка.

— Я же знала, что и тетушка придет и тоже станет расспрашивать обо всех. Вот я вам обеим и выложила! — призналась Хафиза, смеясь; обняла бабушку и поцеловала в щеку.