Умный, наглый, сомоуверенный

Вернувшись от Босика, он застал Иру с компрессом на лбу — стукнулась об холодильник. Он решил, что с домашними разберется позже, обмолвился только, что, если Ире нужна работа — отвлечься от мрачных мыслей, пусть идет бухгалтером. К счастью, все забывается, а работа тому способствует. Можно использовать труд как средство отупления и забвения. Обращаться к господину Груздеву. И написал телефон.

Письмо № 4.

«Танюша, наконец-то я получила твое письмо!!! Как же я радовалась! Тут у меня совсем идиотская жизнь пошла, с этой его Ирой. Вот ты пишешь, чтобы я не давала себя в обиду, не позволяла затуркивать. А как? Как? Вчера мадам изволила обратить на меня внимание, явилась на кухню — и поехало. Не так капусту шинкуешь! И вообще капуста прошлогодняя, зачем купила, если свежей полно. Я, естественно, молчу. Дальше — больше, грибы надо вначале разморозить, а не совать комком в кастрюлю. Я соответственно снова молчу. Она мне — ты что же, язык с супом съела? Ну и так далее, сама понимаешь, что слово за слово. Злая, как овчарка, муж, наверно, бросил, но почему я-то должна отдуваться? Обозвала „хабалкой“. Тут я не выдержала, пошла в кладовку, где у А. С. пистолет, и ей его показала, как он мне показывал. Она чуть в окно не выпрыгнула и еще треснулась со страха об холодильник. Я ей говорю: „Шутка! Он не настоящий!“ Думаю, уволит он меня за это. Ну и пусть, в конце концов. Хотя еще вчера хвалил за зажимание носа платком. Мол, какие руки сильные! Я ведь всему легко учусь, ты же знаешь, Таня, я способная, хотя талантов у меня никаких.

Но главное известие я приберегла под конец. Ты не поверишь, я видела Павла! Сон был в руку: изменился он страшно, исхудал, даже поседел, по-моему, и стал красивее прежнего. Худоба и щетина ему к лицу, вид такой изможденно развратный. Я разинула рот, но он или не он, сразу определить не смогла. Но тут он тоже меня увидел, как-то съежился, отвернулся и быстро пошел в обратную сторону. Но уж с походкой не ошибешься. Я чуть не заплакала. Ведь он, Таня, очень хороший человек, и жили мы душа в душу, так за что он от меня отвернулся?

Если у него несчастье, то почему он думает, что я отрекусь? Да никогда в жизни, я все готова отдать. Я ему однажды говорила, что хочу умереть с ним вместе, а он ответил — нет, Юля, надо вырастить Марусю, но это мы вместе, а потом она выйдет замуж, родятся внуки, и ты ей должна будешь помочь, а меня уже на это не хватит, ты и будешь моя последняя любовь, а Маруся — мой последний ребенок. Сколько их у него, интересно, наделано? Так он это грустно сказал тогда, что я едва не заплакала, вместо того чтоб радоваться. И еще сказал, чтоб быть счастливым, надо сильно любить. А ненавидеть нельзя. Хотя он одного человека ненавидит. А ненавидит он его за роль, которую тот человек сыграл в его жизни. Я тогда его спросила, женщина это или мужчина, — он не ответил. В общем, что теперь вспоминать о счастливой жизни, только расстраиваться. Живу, как на зоне — шаг вправо считается побег. Все счастье в прошлом. Пиши мне, Танюша, твои письма да мама с Марусей — моя единственная радость».

Возле «Старого рояля» Авилов увидел машину «скорой помощи», она уже отъезжала, скудные зеваки нехотя разбрелись по сторонам, не утолив любопытства. К нему бросилась заплаканная Катя.

— Саша, Хрипуна увезли, сказали, в ожоговое.

— Что случилось?

— Я не видела. Никто не видел. Звук какой-то был, вроде щелчка, я стояла спиной, не особенно обратила внимание. Потом он закричал, закрылся руками и повалился. Сережа вызвал «скорую». Ему изуродовало лицо. Видишь, как мучился, пальму разорвал в куски.

— А что, никого не было поблизости?

— Были, но смотались. Умные все, зачем это надо, показания какие-то давать.

— А это что? — Он подошел к столику и подобрал с пола едва заметный осколок. — Милиция была?

— Была, тоже подбирали… Это? Не знаю. Подожди, я замету землю из горшка.

— Зато я знаю. — Он положил в карман осколок и принялся искать другие. И нашел еще несколько штук в разных углах. Походил, руки в карманах, по пустому кафе с раскиданной землей и кусками пальмы.

— Катя, а выступления у вас бывают? Ну, у вашего хора?

— Это не хор, а ансамбль, нас всего двенадцать. Бывают, а что?

— Возьми меня послушать. Я хочу старинной музыки на мертвом языке. Ну, ты меня понимаешь…

— Понимаю. — Катя снова всхлипнула.

Появился Сережа и кивнул ему, давая понять, что есть информация.

— Кажется, — Сережа секунду подумал, — я краем глаза видел вспышку. Как будто небольшой взрыв со вспышкой.

Авилов вынул из кармана и показал ему осколки, собранные на полу. Сережа опять немного подумал.

— Мундштук от трубки?

— У-гу. Не знаешь, где продают трубочный табак?

— Такой магазин один, у трамвайного парка.

— Будь добр, позвони брату-один, вот телефон автомастерской, он должен быть там, вот, на всякий случай, мобильный. Скажешь, что Хрипун в первой городской, в ожоговом.

В дверях вдруг возник Гонец. Вид у него был, как у запойного, помятый и опухший, со следами бесплодных попыток привести себя в порядок. На груди майки, в самом центре, красовалось пятно.