Умопомрачение

Холод, какой-никакой снег со свинцового неба и ветер. Брр! Рилинд поёжился, стоя дома у окна и положив руки на еле тёплую батарею. Слава богу, жильё ещё хоть как-то отапливали. Школы стояли не на первом месте, и их временно закрыли, экономя энергоносители, а зимние каникулы продлили. Югославия стонала под санкциями. Многие в Югославии понимали, что страны НАТО и их сателлиты расшатывают власть в стране, чтобы окончательно разрушить страну. Отец и мать Рилинда были откровенно возмущены, но разговоры не выходили за пределы кухни: никогда не знаешь, кто окажется рядом. И помочь Югославии было некому. Правопреемник Советского Союза в данный момент выступал не на стороне Югославии, а будь иначе, у Российской Федерации своих проблем хватало под руководством одного из инициаторов распада Великой страны. И хотя официально цели санкций со стороны ООН против Югославии заявлялись человеколюбивые: прекращение переселений и этнических чисток со стороны правительства, — тем не менее, НАТО и ООН понимали, что чистки, которые то ли были, то ли не были, — предлог, и не скрывали, что они не против появления новых независимых государств на карте мира, естественно, вместо Югославии. Ведь, это ещё больше ослабило бы тех, кто был не на стороне стран Запада, чтобы подмять потом под себя их рынки.

Рилинд болел, а потому сидел дома, тепло одевшись и укрывшись пледом. Помимо проблем с отоплением имелись проблемы и с наличием лекарств первой необходимости. Это коснулось всех, отчасти и семью Рилинда, хотя его отец и был врачом в больнице. Контроль за лекарствами был теперь особенный.

Родители, убедившись, что мальчик стабилен и сюрпризов от болезни не ожидается, ушли на работу, оставив его одного и строго настрого наказав никому не открывать входную дверь, поскольку уровень преступности зашкаливал. Самостоятельно позавтракав, Рилинд немного позанимался уроками, больше из-за настойчивости матери, чем из чувства долга. Потом он решил отдохнуть. Он поставил чайник греться на газовой плите и включил радио. Его, как обухом по голове, ударили новости о случившемся в Кравице и других деревнях. «В ночь на 7 января 1993 года, прямо на Рождество, колонны, сколоченные из нескольких тысяч боевиков, выдвинулись из Сребреницы и подступили к ближайшим сёлам, с намерением взять их под свой контроль», — траурно сообщал диктор. Когда слово предоставили выжившим свидетелям из села Кравица, то Рилинд услышал, что там помимо местных жителей находились ополченцы из разных населённых пунктов, а также беженцы, задержавшиеся в деревне для празднования христианского праздника. Картина ночной бойни поразила Рилинда. Выжившие рассказывали, что ночная тишина была разорвана резкими и громкими звуками взрывов гранат и стрекотанием пулемётов, из окон внутрь домов начали лететь осколки стёкол. В селе поднялась паника. Люди выбегали из своих домов, тут же попадали под пули и оставались лежать мёртвыми на улицах. Немногочисленное ополчение спешно развернуло оборону села, но было слишком поздно, и силы были неравны. Часть ополченцев организовала эвакуацию женщин и детей, это получалось лучше, чем оборона села. Боевики всё сильнее и сильнее наседали на защитников, подходя всё ближе и ближе и забирая новые жизни, не разбирая: беспомощный старый человек, женщина или ребёнок. Кравица пала, не выдержав натиска боевиков. Остатки ополченцев, которые не успели покинуть село, были взяты в плен. В селе начался грабёж. Тех из бежавших, кого смогли поймать, насиловали и истязали. На улицах лежали трупы.

«Папа и мама, наверняка, уже знают», — подумал Рилинд, выключил радио и остался стоять, опираясь о стол. От услышанного Рилинда стала бить дрожь, а желудок скрутило.

Засвистел чайник. Желудок отпустило, но чаю больше не хотелось. Рилинд вернулся к себе в комнату и постоял, глядя на учебники. Надо было продолжать занятия, но голова отказывалась работать, мысли всё крутились вокруг кровавой расправы над жителями сёл. Поёжившись от холода, мальчик подошёл к окну и снова взялся руками за батарею отопления. Опустив глаза вниз, его взору снова предстала унылая картина хмурого зимнего утра. Почти пустой двор, голые деревья, редкий снег. Только одинокий высокий мужчина в чём-то вроде очень старого пальто, даже рваного, торчал посередине двора. Голова его не была покрыта, несмотря на холод и ветер. Холодный зимний ветер трепал засаленные тёмные волосы, но незнакомец словно не замечал этого. Но, самое примечательное — он был окутан сиянием, на которое Рилинд сразу обратил внимание. И было в мужчине что-то пугающее. Незнакомец внимательно рассматривал окна в многоэтажном доме, в котором жил Рилинд, и мальчик почувствовал себя так, словно он торчал на лобном месте. Ему не очень-то хотелось, чтобы на него уставился этот странный человек. Рилинд спрятался за тюлевой занавеской и продолжил наблюдать сквозь отверстия в узоре.