Умри, старушка!

Я попросил его остановиться чуть не доезжая до дома. На всякий пожарный, люди разные бывают. Припрется еще с друзьями меня искать. Я сердечно поблагодарил невезучего таксиста и вышел из машины. Дальнейшие действия происходили гораздо быстрее, чем это можно описать. Водила заглушил мотор. Обойти машину вокруг я бы не успел и, запрыгнув на капот, перескочил на его сторону. Он в этот момент уже открывал дверь, и это было самое удобное положение для нападения. Дядька был довольно внушительный, и в иной ситуации я бы еще подумал, прежде чем с таким связываться. Но сейчас у меня был шанс, и я им воспользовался — сильно, весом всего тела я ударил ногой по двери, даже образовалась внушительная вмятина. Нога у хача, придавленная дверцей хрустнула. Он заскулил и не вышел, а выпал из машины, схватившись за поврежденную конечность. Теперь передвигаться на своих двух он не сможет. Он весь мой. Несколько секунд, в которые он выползал, как желе, из машины, мне хватило, чтобы спланировать свои ближайшие действия. Сначала я обрублю — ботинком по колену — ему вторую ногу, потом дам несколько раз по башке, а когда он упадет, я стукну — сверху вниз, всей подошвой, ему по затылку, так, чтобы его вонючую рожу размазало по асфальту. Высоко подпрыгну и приземлюсь ему на поясницу. И еще раз. И еще. Я почувствовал у себя на теле чью-то теплую ладонь. Поднял голову и (как тогда) ее зеленые глаза закрыли (заняли) весь мой мир.

- Что ты здесь делаешь?

Она молчала, и я увидел, что по щекам у нее, смешиваясь с висящей в воздухе влагой, бегут слезы. Она молча смотрела на меня, и я почему-то смешался, почувствовав себя неуютно, как нашкодивший школьник. Я обнял ее за плечи и быстро повел через дворы к нашему дому.

— Пойдем домой скорее.

— Кто это? — спросила она через некоторое время.

- Кто?

— Этот, из машины.

— Ааа. Не знаю.

- Не знаешь? А почему ты с ним дрался?

- Да, знаешь мы повздорили чего-то, пока ехали. Бля, ну не буду же я от какого-то чурки матюги выслушивать. — И самому стало неприятно от неубедительности своего голоса.

— Ты.. У тебя такое лицо было...

— Какое?

— Ты., ты по-настоящему злой.

— А ты не знала? — я засмеялся флибустьерским смехом.

— Зачем?

— Что зачем? Я же сказал, я этих мразей всегда буду давить при первой возможности. Я...

— Зачем ты такой жестокий? У тебя глаза пустые были.

- Пустые?

- И сейчас тоже.

Пустые... она опять увидела то, что я и сам до конца не видел и не ощущал. Мы пришли к дому и зашли в подъезд. В лифте я посмотрел в ее заплаканные глаза, в них была смертная грусть, и я неожиданно для самого себя испытал прилив нежности. Я нажал на кнопку стоп и прижал ее к себе, ткнувшись лицом в мокрые волосы. Мы простояли так довольно долго, я целовал влажные пряди и слушал ее никак не желающее успокоиться сердце (а лед все не таял).

— Ты где был? — наконец оторвавшись от меня, спросила она.

— Пиво пил. Я гулял. Знаешь, я с друзьями плотно поссорился сегодня, мне чего-то так хреново стало... Я просто по городу шлялся.

- Почему же ты не приехал, не позвонил даже! Я ведь чувствовала, что тебе плохо! Правда, чувствовала!

— Да я верю... — сказал я, открывая квартиру и заходя в прихожую.

— Почему ты не приехал? — опять спросила она, обнимая меня.

— Не знаю... Не хотелось, чтобы ты видела, как мне хреново.

- Господи, но я же всегда-всегда хочу с тобой быть, в любой беде, только с тобой! И чтобы глаза у тебя такими страшными не были.

- Такими пустыми.

— Хм... знаешь, а я и правда какой-то выпотрошенный сегодня, как шарик сдутый.

- Из-за друзей?

- Из-за друзей, — в груди опять кольнуло,

— И ты поэтому дрался?

— Ну... да, — мне стало еще больнее.

— Ты же обещал, помнишь, обещал, что не будешь драться! Ты такой страшный, когда дерешься!

- Я?!! Обещал?!! Не драться?!!

— Зачем ты? Ты стал совсем чужой...

Наконец она вышла вместе с какой-то старой, переваливающейся из стороны в сторону каргой. Скорее всего, все школьные учительницы теперь такие — старые и разваливающиеся. Кто пойдет на эту каторгу, кроме тех, кому некуда идти? Ее я, честно говоря, так и не смог понять, и оставил свои увещевания при себе с мыслью «чем бы дитя ни тешилось». Я сделал последний глоток, бросил бутылку и вышел на свет. Свет, конечно, сильно сказано, но одна лампочка на непомерно высоком для нее фонаре старалась, как могла. Уже по повороту ее головы я понял, что она ждала меня. Я приблизился и вежливо, как только мог, поздоровался с каргой. Потом посмотрел на нее. Карга благосклонно осмотрела меня, улыбнулась и, попрощавшись, судя по ее взгляду, с кем-то невидимым в пространстве между ее и моим лицом, поковыляла в темень одна.

— Привет, как дела?

— Хорошо.

- Устала? — можно было не спрашивать, ее вид был достаточным ответом.

— Устала...

- Пойдем, машину возьмем.