Умри за меня

— Поосторожнее с тем, с кем ты выбрала проводить время, chérie. Ни у кого нет такого доброго сердца как у тебя.

— Прости, Папи. Я улажу всё с Джорджией незамедлительно.

Я обняла его и вышла из темной комнаты, моргая от солнечного света. И после того, как я купила букет гербер у флориста по соседству, пошла домой, отчаянно надеясь помириться с сестрой. Не знаю, то ли из-за цветов, который свершили чудо, то ли он была просто готова простить и забыть. Но на этот раз мои извинения сработали. Речь Папи, вместо того, чтобы отговорить меня от встречи с Винсентом, только усилила моё желание его увидеть. Прошли долгие пять дней, и хотя мы планировали увидеться на выходных и общались смсками и по телефону, казалось, что прошла вечность. После завершение моей миротворческой миссии с Джорджией, я подняла телефон, чтобы позвонить ему. Но прежде, чем закончить набирать номер, я увидела его имя, появившиеся на моём экране, и телефон начал звонить.

— Я только что собиралась тебе позвонить, — сказала я, смеясь.

— Ага, конечно, — его бархатистый голос донесся с другого конца линии.

— Амброуз проснулся? И как он? — спросила я.

По моей просьбе он давал мне полный отчет о восстановлении своего близкого. На следующий день после поножовщины, его рана начала затягиваться и Винсент заверил меня, что всё как обычно, Амброуз будет как новенький, когда очнется.

— Да, Кейт. Я же говорил, с ним всё будет в порядке.

— Да, я знаю. Мне всё еще сложно во все это поверить, вот и всё.

— Ну, ты можешь сама его проведать, если захочешь приехать. Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де Маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.

— Конечно. У меня есть несколько часов перед ужином.

— Заеду за тобой в пять?

— Прекрасно.

Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.

— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.

— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.

* * *

Стоял первый холодный день октября. Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улице начинает холодать. Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грел меня изнутри.

— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.

Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году. Винсент откинулся на своём сидении.

— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.

Я приподняла свои брови и он рассмеялся.

— Ладно, просто добрая Кейт. В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.

— На какой вопрос?

— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.

Я на мгновение задумалась. Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер. В первый раз. Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.

— Ладно. Когда ты последний раз умирал?

— Год назад.

— Как?

— Помощь при пожаре.

Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.

— Это больно?

— Что?

— Умирать… Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любой другой раз. Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь… Это больно? Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.

— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро или задохнулась под грудой горящей древесины.

По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди… или ревененты… неважно… испытывают боль смерти ни один раз, а многократно. Из-за выбора.

Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке. Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.

— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасаете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала. — Вы умираете от старости?

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.

— Потому, Кейт. Это как принуждение. Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение. «Благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе. Против нашей природы этого не делать.

— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист… Как? на протяжении тридцати лет?