Умри завтра

Женщина сняла с нее полотенце, уложила на белые шелковые простыни и ушла.

Симона лежала, купаясь в приглушенном свете двух больших настольных ламп, уплывая в сон. Через какое-то время отворилась дверь. Она сразу открыла глаза.

Вошел мужчина, который ее сюда привез, – господин Лазарович. Голый под черным шелковым халатом, распахнутым спереди. Под заметным брюшком торчит возбужденный член.

– Ну, как ты, прелестный ангел с Северного вокзала? – пропел он, направляясь к кровати.

Расслабленность сменилась тревогой.

– Классно, – пробормотала Симона. – Большое спасибо за все. Я устала.

Член прикоснулся к левой щеке.

– Отсоси, – неожиданно приказал господин Лазарович.

Она внутренне ощетинилась. Под глазами у него лежали темные круги, зрачки были зловещими, чернильно-черными.

– Отсоси, – вновь потребовал он. – Разве ты мне не благодарна? Не хочешь проявить благодарность?

Он залез на кровать и пристроился прямо над ее лицом. Правой рукой она испуганно и осторожно направила вставший член к себе в рот. Вкус сладковатый, затхлый.

Получила обжигающую пощечину.

– Соси, сучка!

Она обхватила член губами, принялась облизывать.

– У-у-ух, паскуда, хочешь, чтоб я тебе зубы повыбивал?

Симона вмиг отрезвела.

Господин Лазарович вдруг толкнул ее в подбородок и высвободился.

– Сучонка неблагодарная!

Схватил за плечи, грубо перевернул, уткнул лицом в подушку – она вскрикнула от боли, боясь, как бы он ее не задушил. Пальцы полезли во влагалище, потом в задний проход. Туда же попытался протиснуться член, ее чуть не стошнило. Визжа от боли, она чувствовала, как он продвигается дальше и дальше.

– Нет!.. Гогу! – кричала Симона, захлебываясь желчью.

Казалось, она разрывается пополам.

Дальше, дальше.

Она отчаянно вертела головой, выворачивалась, пробуя освободиться. Он схватил ее за мокрые волосы, прижал к подушке с такой силой, что было почти невозможно дышать. Дальше, дальше.

Она задыхалась, плакала, кричала, звала Гогу, боролась, несмотря на боль. Боролась, чтоб дышать.

– Вот тебе, сучка неблагодарная, – прошептал он ей в ухо.

Она повернула голову, хватая ртом воздух, крича в агонии.

– Вот тебе, сука, – шипел он.

Она завизжала, он ткнул ее лицом в подушку, преградив доступ воздуха. Симона силилась поднять голову, но он держал крепко. Сквозь боль нахлынула паника. Она затряслась от удушья, грудь разрывалась. Он рванул ее за волосы, впился поцелуем в губы, и она всасывала воздух из его легких.

Он отстранился.

– Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты мне благодарна. – Он крепко прижался лицом к ее щеке. – Скажи, что благодарна мне за спасение. Скажи! Скажи спасибо!

– Ненавижу! – выдохнула она.

Он воткнул большой палец ей в щеку, ударил кулаком в глаз. Схватил обеими руками за волосы, чуть не выдрав, и держал, выливая сперму. Тогда ее стошнило по-настоящему.

Через какое-то время – потеряв ощущение времени, – Симона снова сидела на заднем сиденье большого черного автомобиля. Играла та же музыка, которую она слышала прежде, тот же звучный голос пел те же слова, не имевшие для нее смысла: «Впитываю тебя всей кожей».

За окнами пролетает та же бухарестская ночь. Все болит жуткой болью. Лицо распухло, голова раскалывается. На Северном вокзале она чувствовала себя грязной с головы до ног. Теперь снаружи чистая, внутри грязная. Липкая.

Хочется плакать, только слишком больно. И не хочется, чтобы водитель со змеиной татуировкой, который по-прежнему молча сидит за рулем, но без конца поглядывает на нее в зеркало и улыбается гадкой улыбкой, принял слезы за знак поощрения.

Хочется только попасть домой. К Ромео, псу, плачущему младенцу. К людям, которые о ней беспокоятся. К своей семье.

Шофер остановил машину. На незнакомой улице темно. Он открыл заднюю дверцу, влез, придвинулся к ней, держа в руке деньги, ухмыльнулся.

– Хорошие деньги…

Сунул бумажки ей в руку, расстегнул «молнию» на ширинке. Симона таращила глаза, пока он вытаскивал из трусов вставший член. Смотрела на татуировку, на изготовившуюся к броску змею, выползавшую из-под воротника рубашки.

– Хорошие деньги, – повторил он, схватил ее за волосы, как тот другой мужчина, притянул лицом к члену.

Она взяла в рот головку, изо всех сил куснула, почувствовав вкус крови. В ушах зазвенело от мужского вопля. Симона рванула ручку дверцы, вывалилась и побежала в ночь.

Мчалась без остановки. Заблудившись, потеряв всякую ориентацию, неслась по бесконечному лабиринту темных улиц с закрытыми магазинами, зная, что, если бежать и бежать, со временем попадется что-нибудь знакомое, откуда можно вернуться в дом под дорогой.

На бегу в слепой панике она не замечала, что черная машина рывками следует за ней, держась на безопасной дистанции.

21

Покружившись какое-то время по беспорядочно застроенной территории Королевской больницы Южного Лондона, Линн в отчаянии остановила «пежо» у отделения скорой помощи, подъезд к которому загораживал железный барьер. Было чуть больше половины одиннадцатого.

– Господи Иисусе! – вздохнула она. – Как здесь люди вообще находят дорогу?