Умри завтра

Несколько недель назад она, отчаявшись взыскать с Окумы хоть пенни, передала досье в судебный отдел. Может, на этот раз повезет, и она фантастическим образом вознесется наверх и поспорит за недельный бонус.

Линн набрала номер. После первого звонка ответил низкий звучный голос.

– Мистер Окума?

– А, видимо, это моя дорогая подруга Линн Беккет из «Динария», если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, мистер Окума, – подтвердила Линн.

– Чем могу вам служить в такой прекрасный день?

«Может, в твоем представлении он и прекрасный, а в моем, как за окнами, проливной дождик хлещет», – подумала Линн и продолжила разговор, следуя давно заученным правилам:

– По-моему, было бы неплохо обсудить новый план погашения вашего долга во избежание тягостного судебного разбирательства.

В масленистом голосе смесь самоуверенности и обаяния.

– Заботитесь о моем спокойствии?

– Думаю о вашем будущем.

– А я о вашем обнаженном теле.

– Я бы на вашем месте не слишком на этом сосредоточивалась.

– Возбуждаюсь при одной мысли о вас.

Линн помолчала, прокляв себя за промашку.

– Хочу предложить план выплат. Сколько вы могли бы выплачивать еженедельно или ежемесячно?

– Может, встретимся? Побудем немножечко тет-а-тет?

– Если желаете встретиться с представителем компании, могу устроить.

– Знаешь, у меня член просто гигантский. Предлагаю посмотреть.

– Обязательно передам своим коллегам.

– Они такие же хорошенькие, как ты?

При этих словах мороз по коже пробежал.

– У твоих коллег тоже длинные темные волосы? У них тоже дочки нуждаются в трансплантации печени?

Линн в ужасе разъединилась. Откуда он знает, черт побери?

Зазвонил мобильник. Она сразу ответила, задыхаясь, уверенная, что Редж Окума раздобыл ее частный номер.

Но это была Кейтлин. В ужасном состоянии.

53

Иногда Йен Тиллинг тоскует по временам службы в британской полиции. Нередко тоскует по Англии, несмотря на болезненные воспоминания. Особенно в холодные бухарестские зимы, когда немеет каждая косточка в пятидесятивосьмилетнем теле. Когда хаос и мрак 14-й пригородной зоны, царящая в приютившей его стране бюрократия, коррупция, грубость и бескультурье выматывают из него всю душу.

Падая духом, он мысленно возвращается к страшному вечеру семнадцать лет назад, когда в его дом в Кенте пришли двое коллег с сообщением о гибели сына Кевина в мотоциклетной аварии.

Йен научился быстро справляться с болью. Надо встать из-за стола в убогом кабинете, обставленном пожертвованной мебелью, который он делит с тремя молодыми социальными работницами, пройтись по приюту, устроенному им для пятидесяти бездомных из этого жестокого города, увидеть улыбки на лицах. Вот и теперь он решил отправиться в обход.

Придя к власти в 1954 году, Чаушеску имел фантастический план превратить Румынию в крупнейшую западную индустриальную державу. Для этого требовалось резко поднять численность населения, получив необходимую рабочую силу. Одним из своих первых законодательных актов он приказал всем девушкам старше четырнадцати в течение месяца сдать анализ на беременность. Беременным было запрещено делать аборт.

В результате за несколько лет семьи выросли, отпрыски получили прозвище «декретные дети». Многих забирали в государственные заведения под опеку правительства, растили в огромных бездушных дортуарах, подвергая жестоким мучениям, оставляя без заботы и присмотра. Многие бежали, начинали жить на улицах. И ныне бесчисленные бродяги влачат жалкое существование в полуразвалившихся зданиях на окраинах, около труб парового отопления, в подземных провалах под дорогами. Трубы обогревают каждый дом в городе, выключаются весной, включаются осенью.

После трагической гибели Кевина, положившей конец семейной жизни, Тиллинг понял, что больше не может сосредоточиться на служебных обязанностях, и ушел из полиции, проводил дни в пьянке до отупения, неотрывно глядя в телевизор. Однажды вечером, увидев документальный фильм о положении бездомных детей в Румынии, который произвел на него сильное впечатление, он понял, что может иначе распорядиться собственной жизнью. Кевина уже не вернуть, но, может, удастся помочь другим детям, никогда не имевшим таких возможностей, какие имел Кевин и его ровесники в Англии. На следующее утро Йен Тиллинг позвонил в румынское посольство.

Помнится первый визит в государственный детский дом по приезде в страну. Он вошел в спальню, где пятьдесят детей-инвалидов от девяти до двенадцати лежали в зарешеченных койках, тупо глядя перед собой или в потолок. Ни одной игрушки. Никаких книжек. Абсолютно нечем заняться.

Он сразу же вышел, накупил игрушек, вернулся, вручил каждому. К его изумлению, реакции не последовало. Дети смотрели равнодушно, и Йен понял – они просто не знают, что с ними делать. Не из-за умственной отсталости, а потому, что никто никогда не давал им игрушек, они не научились играть. Их никто никогда вообще ничему не учил. Даже играть с какой-нибудь чертовой куклой. В тот момент на том самом месте он твердо решил что-нибудь сделать для этих детей.