Умру я ненадолго... Письма, дневники, путевые заметки

Слухи, слухи 1953 года! Каждый человек немножко премьер-министр: он сам слухи сочиняет, сам их распускает, сам распределяет портфели в кабинетах — наивное племя люди!

Сейчас очень внимательно занимаюсь Евангелием и Библией. Хочу написать маленькую повесть антиклерикальную, гуманистическую, которая будет называться «Последний день Иисуса». А в том, что он был, в этом я ни секунды не сомневаюсь теперь, и то, что он исцелял, в этом я тоже сейчас все меньше и меньше сомневаюсь.

* * *

7 марта 1963 года

СТРАНИЧКА ОБ ОЛЕШЕ

Незадолго перед смертью у него начался очередной приступ белой горячки. Но даже в состоянии этой тяжелой, изнуряющей болезни он оставался самим собой — выдумщиком, чуточку манерным и бесконечно талантливым.

Он встретил Тура и сказал ему:

— Вы знаете, Петя, я шел по улице Горького к Большому залу Чайковского и никак не мог угнаться за огромной черной собакой. Когда она поворачивала ко мне голову и смотрела на меня, я был поражен ее зелеными смарагдовыми глазами.

Значит, у человека и в «потустороннем» состоянии мысль работала какими-то своими, особыми зигзагами, отмеченными блистательной печатью таланта — не просто черная собака, не просто с зелеными глазами, но обязательно — с глазами смарагдовыми. Слово здесь приобретает поразительное самодовлеющее значение. Это — литература.

В тот же последний период своей жизни он после возлияния в «Национале» вышел на улицу и около дверей ресторана увидел высокого мужчину в золоте и с позументами. Олеша сказал:

— Швейцар, вызовите такси.

«Швейцар» возмущенно отозвался:

— Какой я вам швейцар! Я — адмирал.

Олеша моментально ответил:

— Если адмирал, тогда вызовите катер!

Последняя хохма Ю. К. Олеши. Он подарил ее поэту Н. Шатрову.

— Вы еще молоды и возможно невинны, поэтому я дарю вам свой последний анекдот. Так вот — один старый еврей по случаю купил дешевого тигра…

Шатров ждал, что дальше, Олеша впился в него глазами, потом досадливо:

— Вот, собственно, и все…

Генрих Боровик принес прелестную историю. За такой историей где-то огромнейшая опять-таки литература. А история простая.

Сидит старик еврей-часовщик и копается отверточкой в часах. К нему приходит другой старик еврей и говорит ему:

— Слушайте, Хайм, вы слыхали — Рабинович умер.

Старик Хайм, продолжая копаться в часах, отвечает:

— Умер шмумер. Важно, чтобы был здоров.

Когда услышал эту историю, в голове сразу замелькал Шолом-Алейхем, начало «Мальчика Мотла»: «Мне хорошо. Я — сирота».

Читал сегодняшнюю «Комсомолку» — корреспонденцию Зюзюкина из Хабаровска про некую Олю М. и очень сердился. Весь тон и пафос этой статьи можно расширенно сравнить с такой картинкой. Стоит тысяча гробов, в гробах лежат молодые сильные красивые люди-мертвецы, а пришел некий, отвечающий за этих молодых людей, которые должны были быть живыми, и устраивает разнос: «Почему гробы не той формы, не той расцветки? Маловато кисточек. У покойников руки по закону на груди не сложены».

Автор этой статьи ханжески рассказывает историю проститутки, при этом он обязательно лягает мальчиков в «черных рубашках, узких брючках и красных носках, которые говорят о спорте, Ремарке и чарльстоне; о черствых девушках из общежития, которые не помогли вовремя остановиться подруге, — словом, говорит он о том наборе штампов, который всем до невозможности набил оскомину. А говорить-то надо бы о другом…

На днях я смотрел телевизор. Занятие это утомительное, но в дни болезни ничего другого делать не остается. Передавали беседу комсомольских работников и учителей о воспитании молодого поколения. Выступал с заранее отрепетированной жестикуляцией упитанный молодой человек, который, как оказалось, является секретарем Сахалинского обкома комсомола.

Пафос его выступления был накальным. Он рассказывал о том, как комсомольская организация Сахалинской области воспитывает молодого человека со школьной скамьи, делая из него стопроцентного гражданина, хозяина своей Родины.

Как это ни чудовищно, но из его выступления я понял, что достаточно школьников выводить на сборку металлолома, и они станут сразу же хозяевами своей страны, прекрасными, добрыми, мужественными людьми, готовыми на подвиг.

Большего безответственного ханжества я не слыхал. Нет, вообще-то, конечно, слыхал и большее и безответственнейшее ханжество, но в этом вопросе такого рецепторного ханжества я не слыхал. Ведь когда такой молодой человек, отвечающий за создание — подчеркиваю, за создание человека завтрашних лет, считает, что сбор металлолома — главное в воспитании и формировании мировоззрения, так это либо вопиющая глупость, либо форма идеологической диверсии.