Умру я ненадолго... Письма, дневники, путевые заметки

Ночь была безлунная, вокруг кромешная тьма. Мы бросились куда-то влево, потом свернули направо, падали, чертыхаясь. Фонарик включить нельзя: самолет все ниже и ниже, совсем рядом.

Вдруг Валя Свиридов заорал что-то. Мы подбежали к нему. Он стоял с вытянутыми руками, и мы сначала не могли понять, в чем дело. Оказывается, он, вытянув руки — все люди так ходят в темноте, — попал в натянутую маскировочную сеть. Мы с трудом вырвали «толстого брата» из сетки.

Из темноты крикнули:

— Берите правее!

Мы взяли правее и оказались в пещере, и в это время американец стал бомбить. Вовремя спрятались. А в пещере сидели люди, ели, спали, смеялись, играли в карты при свете фонарика. Свет был направлен так, чтобы освещать только карты, — с дороги не заметишь, а тем более с неба.

«АД-6», отбомбившись, улетел. Ночь по-прежнему безлунная, но на небе было много звезд, и поэтому близкое, незнакомое небо из-за серых облаков, протянувшихся по нему, казалось огромным рентгеновским снимком чьей-то грудной клетки. Можно было явно просмотреть огромные ребра и большущее сердце, смещенное книзу.

Машину не повредило, только немножко засыпало осколками камней. Скальный монолит здесь очень крепок, потому дорогу и на этот раз не закупорило. Вокруг остро пахло кремнем.

Я помню, как мальчишками мы высекали искры из камней.

Такой же точно был запах и сейчас, только очень конденсированный. В этом запахе «сухого огня» было очень много пространственного.

Впервые в жизни я вдруг почувствовал, что запах имеет еще и пространственное значение.

Приехали мы под утро в высокое горное урочище, зашли в пещеру. По хитрым бамбуковым лесенкам, которые вели из одной пещеры в другую, — одна более таинственна, чем другая, — забрались куда-то очень высоко вверх, на «пятый этаж».

Трещал сверчок, была тишина. На досках лежали бамбуковые циновки. Во всем этом прочитывалась таинственная умиротворенность приключенческих фильмов о ХIХ веке в джунглях.

Уснули, тесно прижавшись друг к другу, проснулись веселые, и комиссар Сисук долго не мог прийти в себя от хохота, когда изображал, как «толстый брат», «Ай Туй», запутался руками в маскировочной сетке.

«Прекрасная веселость войны, — подумал я. — Жаль, что мы не умеем так же беззаботно веселиться в спокойные и суетливые дни мира».

Утром встретился с товарищем Петсавоном, председателем трибунала провинции Самнеа, заместителем председателя здешнего административного комитета провинции.

Бросив школу из-за голода, работал, нищенствовал, мечтал учиться.

Пришли японские войска, гнет стал невыносим, включился в революционную борьбу. Возглавлял партизанские отряды.

После победы над японцами вернулись французские колонизаторы. Часть революционеров эмигрировала, другие поднялись еще выше в горы, спрятались в джунглях, продолжая борьбу, а некоторые стали сотрудничать с французской администрацией.

И Петсавон оказался командиром роты, которая находилась на службе у французских властей. Более того — его рота в конце концов, как наиболее сильная, стала карательной ротой. Ему поручались карательные операции против партизан, против его прежних друзей по оружию. С ним нашли возможность вступить в секретную связь его прежние друзья.

Петсавон долго обманывал колонизаторов, а потом собрал двадцать шесть верных солдат и увел их в джунгли — к своим. С тех пор Петсавон один из активных участников партизанской борьбы.

— Скажите, — спрашиваю я Петсавона, — а каким образом вы рискнули наладить связь с патриотами?

— Как вам сказать, — ответил он. — Это вопрос и сложный и легкий. Никаких особо хитрых способов в общем-то не было. Мы, лаосцы, долго присматриваемся друг к другу. Мы не начинаем исподволь готовить человека к серьезному разговору. Мы просто смотрим на этого человека, наблюдаем за ним, как он ест, как он пьет, как он смеется, как он просыпается и как он засыпает. Это очень важно — знать, как засыпает человек. Люди с нечистой совестью долго не могут уснуть и даже храпят они как-то по-особому.

Я улыбнулся. Петсавон серьезно сказал:

— Я говорю вам правду. Во всяком случае, я в эту правду очень верю…

Петсавон предложил посетить госпиталь. Идти недалеко, но, впрочем, предстоит перебежать поле. Это очень рискованно: американцы в эти дни делали по двести самолетовылетов в день. Все поле изрыто воронками, Сисук бранился, он никак не хотел разрешить эту километровую пробежку.

— Игра со смертью, — ворчал он. — Зачем? Ночи, что ли, нельзя подождать?

Свиридов сказал ему, что в прошлом он был чемпионом по бегу. Сисук долго смеялся, поглаживая Валю по животу, но все же смилостивился и разрешил эту перебежку. Сам он, как всегда, побежал первым.

Столкнувшись лицом к лицу с сегодняшней войной, я много думал над ее особенностью. Сейчас идет война скоростей. Человек сам создал сверхскорости, но ничего противоборствующего им создать еще не смог. Раньше вы могли слышать войну загодя, особенно когда прилетали самолеты. Сейчас вы этого лишены: самолет прилетает, опережая звук. Так, по воле хищников, гений человечества безнравственно обращен против него же самого…