Умру я ненадолго... Письма, дневники, путевые заметки

Так что, видимо, национальное определяется размером державы, ее пространствами, и вот этого сбрасывать со счетов никак нельзя, а мы сбрасываем. Я про это в «Бриллиантах» писал, про то, что размеры во многом определяют русский характер: не хочу сеять — пойду в тайгу пчел разводить. Надоело пчел разводить — пойду зверей стрелять. Надоело зверей стрелять — пойду еще дальше, невод в речку закину, рыбу возьму, на базар отвезу. Нет рядом базара — засолю, всю зиму есть буду, в потолок плевать. Топить? А чего топить? Пойду вон, три деревины срублю, вот мне и растопки на всю зиму хватит.

…Был на площади Санта Каталина де лос Донадос у Серхио Оцепа — генерала жандармерии в отставке. Он брат нашего Петра Оцепа — известного фотографа Ленина. Друг генералиссимуса Франко, Луиса Брандеса, начальника генштаба Аллегрия. Обожает Россию, меня все время к себе приглашал. Я сидел с ним долгие вечера, попивали водочку.

Живет старик бедно, пенсии нет, каждый день ходит на работу в свое маленькое адвокатское бюро, ему 86 лет. Сейчас он собрал фантастическую коллекцию икон и слонов. У него около десяти тысяч слонов.

Оцеп рассказал мне прекрасную новеллу про то, как он начал собирать иконы.

Это было в 1913 году во время маневров. Жили они в избе. 20 марта праздновал свой день рождения. Когда под утро выстроилась шеренга «мерзавчиков», он обратился к хозяину с просьбой продать икону, которая была в красном углу. Вернее, он обратился к хозяину с этой просьбой раньше, но хозяин ему отказал, а под утро, когда они поднапились: «А ты мне друг?» — «А ты у меня в сердце», — сказал хозяин: «Выбирай любую икону. Пять рублей». А пять рублей тогда были огромные деньги. У Серхио было два рубля, набрал он еще три у друзей и купил Иверскую Божию Матерь, которая была покровительницей Москвы и была у Иверских ворот в Кремле, и с тех пор он с ней не расстается. У него громадное количество поразительных икон начиная с ХII века.

Беседовал с генералом Карлосом де Молина Бернардо. Он был последним военным атташе Франко при Гитлере. Он мне рассказал о том, как в начале апреля сорок пятого года Власов пригласил его на прием, на завтрак. Власов был одет в советский генеральский мундир, без орденов. Говорил, что Гитлер забыл Бисмарка, что коммунизм можно победить политическим путем, а никак не военным.

Рассказал, что после встречи Гитлера и Франко на границе в сорок третьем году, когда Франко опоздал, взбешенный Гитлер сказал: «Если бы он служил в германской армии, он был бы сержантом». Узнав об этом, Франко заметил: «Я не служил в германской армии. А он служил и дослужился до ефрейтора, следовательно, я им должен командовать».

— В маленьком городке в Гибралтаре, — продолжал Карлос, — стоит на площади Альто постамент для статуи. Испанцы шутят: это место для первого испанца, который не будет заниматься в Гибралтаре контрабандой.

Говорили с ним о Бормане.

— Ну и что? Даже если Борман жив, — сказал Карлос. — Какое это имеет значение?

В Тулузе возле вокзала, как всегда, плохо освещенные улицы, и бары и рестораны «Амбассадоры» и «Европы» и огромная надпись (это меня потрясло): «Не платите чаевых».

В кафе «Ночные слоны» в Тулузе подумалось мне, что все трактуют Христа однозначно, не вникая в Его человеческую суть. А Ему, может быть, любви хотелось. И все было бы иначе. Ребеночка бы Он родил, и все изменилось бы в этом мире.

В Марсель приехал рано утром, спустился с вокзала по лестнице, очень похожей на одесскую, прошел к старому порту. Двери храма открыты. Было еще половина восьмого, темно. Исповедовалась женщина лет сорока. То ли она согрешила, то ли начинающая проститутка.

Я сел на скамейку, было сумрачно, тихо, холодно и пусто, немножечко уснул.

В консульство было ехать еще рано, там всех перебудишь. Пересчитал оставшиеся деньги и подумал: не грешно ли это — о деньгах в храме? Я подумал, что в конечном-то счете считаю эти деньги, чтобы отложить какие-то сто франков и купить подарочки, сувениры Дуне и Ольге, и подумал, считая деньги, что, несмотря на волю Божью, они, увы, суть единственное мерило зримой любви: «что привез папа?»

…В замке Иф, куда я съездил еще раз, сделал несколько записей.

Важно уметь пройти сквозь тьму. Лестницы, ведущие к замку Иф. Один пролет — кромешная тьма. И многие люди отступают и не идут сквозь эту тьму, из экскурсантов. Но ведь это, наверное, не только в экскурсии, но и в борьбе тоже.

Интересно, что тюрьмой пользовались и революционеры и контрреволюционеры. Служит она универсально. Но никто не оценит, когда она служит добру, а когда злу, ибо каждая правда — правда, каждый человек — человек.

* * *

1975 год

Японский дневник

По прошествии шести лет — снова прилет в Японию. О чем хочется подумать?

Первое: совершенно невероятное строительство города в районе Синхгу: новый отель.

Новое здание телецентра — я не узнал.

Второе: если шесть лет назад я встречал девушек в красивых кимоно, то сейчас, сколько я ни езжу в метро, эта женская одежда практически совсем ушла.