Ждут проблемы многих из этих людей: уже сейчас началась паника в министерстве информации и туризма: «туризм» остается, «информацию», то есть государственную цензуру, разгоняют. Что им, бедолагам, делать? Знающие ведь люди, сорок лет у д е р ж и в а л и народ от знания, будучи — в то же время — наиболее знающими ситуацию людьми.
Кубок Испании. На улицах сплошное невероятие. Приехали тысячи жителей Бильбао — все в беретах, со знаменами басков; песни, гудки автомашин, крики. Фиеста — вроде выборов, что ли?
Когда Суарес говорит о дисциплине — он знает, что говорить. Однако возможно ли изменить национальный характер? Речь может, видимо, идти о некоторых коррективах з а к о н о м; приучить людей к мысли, что соблюдение закона — благо, трудно, весьма трудно, но это архиважно.
Выступление ультралевых — подобно фаланге, с теми же цифрами и нападками, видимо, понимают обреченность своих партий, решили сделать «шоу», рассчитывают на люмпен, критикуя всех и вся — а напрасно: у люмпена нет ТВ, а если бы и был — не слушали бы.
В 8.30 позвонила Дуня. Слава Богу! Пятерка. Училище кончила. А я вчера к ней названивал до трех ночи и не спал до четырех. Всякое в голову лезет.
Господи, как я по дочкам соскучился! Дети — это нечто совершенно особое, особенно — твои. Восторгаешься-то всеми детьми, ибо они — единственно чистые создания на свете, а сердце разрывается за своих. Помимо множества мировых «союзов» — создать бы всемирный союз детей, они бы навели порядок в этом дряхлеющем, амбициозном мире…
Чем более человек талантлив, тем более широко охватывает общее. Инструмент такого рода понимания — язык, ибо лишь выражение правды и есть правда. Чувствование истины, сокрытое в разговорах людей, не есть национальное; видимо, высшее качество национального чувства сокрыто в умении говорить (писать) правду о правде, без сопливых умильностей.
…Глупые родители балуют дитя, закрывая глаза на недостатки; умные — то есть искренне любящие — говорят правду, пусть жестокую, пусть суровую. Бранят тех, кого любят; кто безразличен — тех не видят в упор.
Высшая форма национализма, т. е. тупости, это если б не Толстой, а Шекспир написал «Власть тьмы». Наша черная сотня б заулюлюкала: «Оболгал и надругался над народом, не понимая национального чувства!»
…Смотрел 13.09.78 «Я шагаю по Москве». Фильму 13 лет. Тогда он был событийным, т. е. человечным, не схематичным, населен не заданными характерами, а людьми (или приближением к ним). Чтобы протащить на экран живых людей, Ташков был вынужден снимать Метрострой, т. е. давать «камертон труда», успокаивать Госкино.
Мы ругаем нынешние времена — пусть же сравнят свои нынешние картины — смелости в них в 1000 раз больше, но про «Я шагаю» шумят, а об этих молчат.
И еще: Боже, как ужасно были одеты люди 15 лет назад!
И — главное: по внутренней структуре «Я шагаю» ближе к «Чапаеву» (1935 г.), чем к Феллини. Нынешние фильмы ближе к Феллини (точнее говоря, к стереотипу Феллини, т. е. к общечеловечности — любовь, ревность, усталость, счастье). Последние 15 лет — годы сдвига куда как больше, чем сдвиг с 1953 по 1966.
При этом — выражение национального, особенно в литературе, — суть предтечи нового Достоевского. Судьба Астафьева будет похожа на судьбу Аксакова: три строчки в школьных учебниках. (Впрочем, при Сталине бедняге Ф. М. Достоевскому тоже не везло — пять строчек)…
…Уходящее большое и остающееся малое. Вопрос памяти — кто, что и как помнит. Малое помнит все.
…Взрослые отличаются от детей в главном — они научены терпеть — и в физическом и в моральном аспекте. У детей никогда не может царствовать тирания, ложь, глупость — они свергнут тирана, глупца, лжеца, и их никто не заставит поклоняться глупому мальчику или уродливой девочке.
Взрослые гордятся благоприобретенным терпением. Самое распространенное слово, которое родители говорят детям, — «потерпи». Терпение — это медлительность.
— Болит зуб!
— Потерпи!
Почему? Почему не дать лекарство, которое снимет боль? Все время себя оправдываем в глазах детей этим словом.
«Шпигель» — по поводу предвыборной борьбы: «экзотический лозунг» Штрауса и рядом о Брандте. Документы американского архива о том, что якобы Брандт — антисемит, выступал против возвращения евреев в Германию после победы, так как «народ винит их в начале войны». Однако шеф Отдела Нац. Архива США Милтон Густафсон определил один из документов как фальшивку.
Предполагается, что «Брандтом», на которого ссылаются в секретной телеграмме из Стокгольма от 11 апреля 44-го года, мог быть морской атташе Гватемалы, называвший себя Брандтом, а также один пронаци, мать которого жила в Германии, а он сам в Мичигане.
Лечил ли Морелл Гитлера перветином (наркотиком)? Профессор Леонар Хестон из Университета Миннесоты считает, что доктор Морелл лгал, когда писал, что колол фюреру «мультивитамин А». Этого препарата тогда не было в рейхе, был перветин или кокаин.