Умственные эпидемии

ЛокомотивСолнце скрылось. ПоселянеВозвращаются с работ,Тихо с гор к родной полянеСтадо мирное бредет.Дилижанс промчался шибко…Небо ясно, воздух чист,Не колыхнет веткой гибкой,Не дрогнет на ветке лист.Вдалеке в огнях сверкаетДымный город… Близок сон:Вся природа понижает

Голос дня на целый тон."Оно" весь шар земной мгновенно облетит."Оно" закатится, наверно, в океане.Но сзади ряд огней, краснеющих в тумане.Про кровь, про жертвы говорит.Кто ж то «оно», что грозно, без пощады,Крушит все на пути?Что смело, как прогресс,Уничтожает все, все встречные преграды?То — он, локомотив! Перл мысли! Перл чудес!Он должен вдребезги б разбиться, несомненно…Когда сдержать его не смог бы человек,Никто б не в силах был сдержать во всей вселенной

Его безумный бег!Ему все груди гор покорно открываютГлубь тайных недр, глубь сердца своего;Ему все лучшие селенья уступаютСвои луга и нивы; для негоДолины тихие сверкают все огнями:С ним глушь пустынь полна столичной суеты;Под ним над безднами и гордыми рекамиВзлетают гордые мосты!Он рушит все. Прошел как вихрь. И где жеГраницы царств? Для всех нас есть леса,Есть горы, для него — везде и рельсы те же,

И те же небеса!Он удлинил нам пух от люльки до кладбища;Он увеличил нам количество часов,Он жизнь внес в самые пустынные жилища,Сбил версты в несколько шагов.Локомотив всех больше защищаетСтрану в дни войн: он свежих, полных сил,Одетых заново, солдат родных бросаетНа землю чуждую, к врагам их, в самый пылКровавых битв… И как он гордо мчитсяПотом назад с толпой героев и вождей!Как будто доблестью и славой их гордится,Как будто пульс в те дни в нем бьется горячей!

Весь этот механизм, ничтожный винт в которомЕсть плод усидчивых мучительных работ,Наглядно говорит, что мир, согласным хором,С прогрессом об руку, все движется вперед.Он — это общность дум, плод общей цели — знанье!Стихийной силы мощь, которую сдержалУм мощью мышц своих,Господних уст дыханье, —Одушевившее безжизненный металл.

3. не смог долго выносить эту усиленную деятельность. Его горделивые идеи стали сопровождаться бешеным бредом. В один прекрасный день он принялся петь во все горло. Ночью он продолжал делать то же самое, на следующий день у него пропал голос, его глаза дико блуждали, дыхание стало затрудненным, и изо рта появился дурной запах. Он умер в тот же вечер.

Но возвратимся к "Мадополисскому Жнецу" и к его редакторам. В то время, когда 3. основывал газету, в Шарантоне находился молодой инженер, преследуемый манией величия и поступавший в лечебницу уже третий раз. Он мало интересовался литературным движением, происходившим вокруг него, и целыми днями писал письма императору, императрице, Дебароллю и своим родным.

Я приведу некоторые из них, чтоб читатель мог себе представить, с каким больным мы имеем дело.