Унесенные страстью

Больше всего на свете она сейчас мечтала, чтобы сестра, наконец, распрощалась и повесила трубку. Или нет, еще больше — чтобы Мэри была рядом. Чтобы хоть кто‑то был рядом, обнял ее, сказал, что все это пустяки, все пройдет, что через неделю она сама будет с улыбкой вспоминать о своих треволнениях…

— Да, знаю, что они начинают пикет сегодня. Нет, понятия не имею, знает ли Каллахан.

В трубке послышался гудок — кто‑то пытался прозвониться по другой линии. Эшли поморщилась: внутри у нее, где‑то в области сердца, вмиг стало холодно и пусто.

— Звонят! Наверно, это он. Но я не могу с ним говорить, Мэри. Прямо сейчас — не могу. Мне надо все обдумать.

На это Мэри резонно заметила, что без откровенности и искренности прочных отношений не построить. Эшли слушала ее вполуха, снова проглядывая злополучную статью. Дойдя до фотографии Карла Уитьера, она показала ему язык.

— Конечно‑конечно, ты права, — прервала она сестру, не дожидаясь, когда Мэри окончательно перейдет к лексике и интонациям воскресной проповеди. — Но не все так просто. Ведь эти люди — мои хорошие знакомые. Я знаю, что цели у них самые благородные, хоть средства и оставляют желать лучшего. И мне кажется… такое ощущение, словно приходится выбирать, с кем я — с Каллаханом или с ними.

В ответ на следующую реплику сестры она затрясла головой.

— Нет‑нет, Мэри, совсем не как у того парня из «Отверженных»… как его звали, ты говоришь? Ах да, Мариус. Он должен был выбирать между любовью к Козетте и участием в восстании, заведомо обреченном на поражение. Ужасный выбор, никакой надежды… Ну, хорошо, хорошо, согласна, кое‑что общее есть. Но, Мэри, что же мне делать? Это мои друзья, как я могу бросить их в беде?

Она прикрыла глаза, представляя себе, что сейчас вытворяют ее друзья. Должно быть, вооружившись плакатами, рвутся на строительную площадку, чем, разумеется, нарушают закон о проникновении в частные владения. Возможно даже, как и предсказывал Каллахан, приковывают себя наручниками к ограде.

Потом перед ее мысленным взором предстала полиция. Словно наяву, Эшли увидела, как зачинщиков демонстрации скручивают и волокут в полицейские автобусы, как носятся вокруг с микрофонами и щелкают камерами вездесущие стервятники журналисты…

И посреди всего этого — Каллахан. Улыбается такой знакомой ленивой улыбкой, приглаживает ладонью взъерошенные волосы. Объясняет, что у него есть обязательства перед клиентом… он должен заботиться о репутации фирмы…

Разумеется, все они его возненавидят!

Кроме милых старушек, которые, возможно, даже в такой обстановке найдут повод угостить его пирожными.

— Что? Прости, Мэри, я отвлеклась, — пробормотала она в трубку.

Мэри повторила свою последнюю реплику в третий раз, и Эшли кивнула.

— Верно, ты права. Позвоню ему в отель, объясню, что до сегодняшнего дня ни о чем не подозревала — ведь так и было, черт побери! — и попрошу не обращаться в полицию, пока я сама не съезжу туда и не поговорю с Карлом и остальными. Может быть, мне удастся их остановить. Да, непременно так и сделаю, как только ты, сестричка, освободишь телефон.

Ехидно напомнив, что это Эшли позвонила ей первая, Мэри пожелала сестре удачи и повесила трубку. Эшли нажала на кнопку «Конец связи».

Минуту или две она в нерешительности смотрела на свой телефон. Наконец швырнула его на диван и помчалась в душ.

Пожалуй, она подождет звонить Каллахану. Торопиться ни к чему. Что, если он еще не встал? Или еще не прочел газету? А если прочел, тем более стоит подождать, пока он остынет.

А Эшли наберется храбрости.

Она уже сушила волосы феном, когда в дверь позвонили. Эшли замерла, расширенными от ужаса глазами уставившись на свое отражение.

«Должно быть, это домохозяин проверяет водопровод, — поспешно сказала она себе. — Или бойскауты собирают пустые консервные банки. Или это сборщик пожертвований на какие‑нибудь благотворительные цели. Или фея‑крестная наконец‑то сообразила, что меня пора спасать».

А может быть, это Каллахан.

Очень может быть.

— Секундочку! — громко крикнула она и, схватив с подзеркальника помаду, торопливо мазнула по губам.

Косметика — ничтожная защита, но лучше хоть какие‑то доспехи, чем никаких.

Разумеется, это оказался Каллахан.

— Ты не отвечала на звонки, — заговорил он, протискиваясь мимо нее и без приглашения входя в гостиную.

Даже не поздоровался! Не говоря уж о приветственном поцелуе…

— Решил заехать и узнать, как ты тут. Помощь не нужна? Трудно, наверно, рисовать плакаты в одиночку?

— Рисовать пла… Вот это мило! Значит, ты уже вынес приговор без суда? И последнего слова мне не дашь? — бормотала она, следуя за ним по пятам на кухню.

Логан уже наливал себе кофе. И снова Эшли обратила внимание на то, как удивительно легко и грациозно он двигается — необычно для такого крупного мужчины. Впрочем, Логан не только двигался быстро. Еще и слишком быстро делал выводы.

Прислонившись к стойке с чашкой кофе в руках, откровенно оценивающим взором он окинул ее наряд: от свитера с эмблемой Аллентаунского бизнес‑колледжа до джинсов и туристских ботинок. Вскинул левую бровь в знакомой иронической усмешке.