Унесенные ветром. Том 2

Она любила его, этого негодяя, не знающего ни совести, ни чести… по крайней мере, в том смысле, в котором понимал слово «честь» Эшли. «Проклятая честь Эшли! Честь Эшли всегда подводила меня. Да, с тех самых дней, когда он приезжал ко мне в гости, хотя уже тогда знал, что в «Двенадцати дубах» ожидают его бракосочетания с Мелани. Ретт никогда не подводил меня, даже в тот ужасный вечер у Мелани, когда имел полное право свернуть мне шею. Даже бросив меня во время бегства из Атланты, он знал, что я буду в безопасности. Он был уверен, что я как-нибудь выкарабкаюсь. Даже сидя в тюрьме янки, он играл со мной, соглашаясь взять меня за деньги, ради которых я пришла к нему. Он не взял бы меня, просто дразнил. Все это время он любил меня, а я так подло относилась к нему. Сколько раз я обижала его, но он из-за своей гордости не подавал вида. И когда умерла Бонни… Боже, как я могла?»

Скарлетт встала и посмотрела на дом, стоящий на возвышении. Еще полчаса назад она решила, что потеряла все на свете, за исключением денег, все, без чего немыслима жизнь: мать, отца, Бонни, Мамми, Мелани и Эшли. Надо было лишиться их всех, чтобы понять, что она любит Ретта… любит его, потому что он сильный и неразборчивый в средствах, страстный и приземленный, весь в нее.

«Я расскажу ему все, – приняла решение Скарлетт. – Он поймет. Он всегда понимал. Я расскажу ему, какой была дурой, как сильно люблю его, и заглажу свою вину перед ним».

Она вновь почувствовала себя сильной и счастливой. Темнота и туман больше не пугали ее; душа пела от сознания того, что она навсегда избавилась от своего наваждения. В каком бы тумане она в будущем ни оказалась, Скарлетт знала, где кроется ее спасение. Она легко зашагала дальше, горя желанием поскорее миновать эти длинные, бесконечно длинные кварталы, и, подобрав юбки, даже побежала. На этот раз ее подгонял не страх, нет, она спешила к Ретту, который ждал ее с распростертыми объятиями в доме в конце улицы.

Глава 63

Парадная дверь была приоткрыта, и вбежавшая в холл Скарлетт, тяжело дыша, остановилась под хрустальной люстрой, переливающейся всеми цветами радуги. В залитом ярким светом доме царила тишина, но это была не безмятежная тишина сна, а настороженное, усталое молчание, таящее в себе скрытую угрозу. Скарлетт сразу заметила, что Ретта нет ни в гостиной, ни в библиотеке, и сердце ее упало. Возможно, его нет дома… застрял у Красотки или пропадает где-то еще, взяв за моду не являться к ужину? Впрочем, что толку гадать.

В поисках Ретта она поднялась по лестнице и тут заметила, что дверь столовой закрыта. При виде закрытой двери сердце у Скарлетт сжалось. Она со стыдом вспомнила, как долгими вечерами почти все лето Ретт сидел там один и так напивался, что Порку потом подолгу приходилось уговаривать его лечь в кровать. Это ее грех, но теперь все изменится. С этих пор все будет иначе… только бы он, упаси боже, не напился сегодня. Выпив свыше меры, Ретт не поверит ее словам, поднимет на смех и опять разобьет ее сердце.

Скарлетт осторожно приоткрыла дверь и заглянула в столовую. Муж, развалясь, сидел за столом, на котором стоял полный закупоренный графин и пустой бокал. Слава богу, он трезвый! Скарлетт распахнула дверь, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к нему. Но вот Ретт поднял глаза, и было в его взгляде нечто такое, что заставило ее безмолвно остановиться на пороге.

Он долго смотрел на жену, и в его темных глазах она не заметила огня – ничего, кроме безмерной усталости. Хотя ее волосы были беспорядочно разбросаны по плечам, грудь тяжело вздымалась, а юбки оказались в грязи, на его лице не отразилось ни удивления, ни насмешки. Ретт сидел, вжавшись в кресло, в измятом костюме, и его располневшая фигура свидетельствовала о том, что от прекрасного тела и волевого лица ничего не осталось. Вино и беспутный образ жизни сделали свое дело. Некогда чеканный профиль молодого языческого князя на новой золотой монете превратился в изображение головы уставшего кесаря на затертом медном гроше. Ретт долго смотрел на жену, застывшую в дверях с прижатой к сердцу рукой, и этот спокойный, почти доброжелательный взгляд испугал ее.

– Проходи и садись, – наконец произнес он. – Она умерла?

Скарлетт кивнула и нерешительно направилась к столу, гадая, что может означать это новое выражение лица мужа. Не вставая, он подвинул ей ногой кресло, и она села. Жаль, что о Мелани он заговорил так рано. Скарлетт не хотелось заводить о ней речь сейчас и заново переживать мучительную боль, испытанную час назад. Впереди у нее целая жизнь, и времени помянуть добрым словом Мелани хватит. В этот вечер, в эту минуту ей хотелось крикнуть Рету: «Я люблю тебя!», чтобы он знал, о чем она думает. Но в его лице было что-то такое, что остановило Скарлетт, и ей стало вдруг стыдно говорить о любви, когда тело Мелани еще не остыло.

– Ну что же, упокой, Господи, ее душу, – тяжело вздохнув, продолжал Ретт. – Из всех, кого я когда-либо знал, одна она была абсолютно добрым человеком.