Унесенные ветром. Том 2

Однако свои подлинные чувства она скрывала так хорошо, а свою роль играла так искусно, что Фрэнк ни о чем не догадывался; он видел лишь то, что лежит на поверхности, и не более. Хорошенькая, милая вдова Чарлза Гамильтона, такая юная и беззащитная, принимает его каждый вечер в гостиной мисс Питтипэт и внимает ему, едва дыша от восхищения, а он рассказывает ей, какие у него виды на будущее лавки и сколько денег принесет ему лесопилка, когда он будет в состоянии купить ее. Ее сочувственный интерес к каждому его слову, ясно читаемый в широко раскрытых, светлых, сияющих глазах, проливался бальзамом на рану, нанесенную предполагаемым отступничеством Сьюлен. Он страдал; его самолюбие, робкое, мнительное самолюбие старого холостяка было глубоко уязвлено. Он не мог написать Сьюлен и укорить ее за неверность – сама мысль об этом повергала его в трепет. Но он мог облегчать душу в разговорах о ней со Скарлетт. Ни единым словом не предавая Сьюлен, она сумела внушить ему, что понимает, как дурно обошлась с ним ее сестра и что он заслуживает самого лучшего отношения со стороны женщины, которая оценит его по достоинству.

Какое чудо эта розовощекая крошка, миссис Гамильтон! Порой она меланхолически вздыхала, задумываясь о превратностях судьбы, но тут же и заливалась серебристым смехом, мелодичным, как звон колокольчиков, когда Фрэнк позволял себе немного пошутить, стремясь вызвать в ней оживление. Ее зеленое платье (Мамми теперь уж совсем его отчистила) превосходно обрисовывало стройную фигурку с тонюсенькой талией. А как чарующе притягателен был этот легкий аромат, что всегда витал вокруг ее платочка и безукоризненно уложенных волос! Просто стыд, что этой прелестной малышке приходится жить одинокой и беспомощной в окружении настолько грубом и опасном, что она даже не понимает всей его жестокости. И нет ни мужа, ни брата, а теперь и отца, чтобы оберегать ее. Фрэнк считал этот мир слишком грубым местом для одинокой женщины, и Скарлетт молчаливо, но всем сердцем старалась укрепить его в этой мысли.

Он заходил к ним каждый вечер, потому что атмосфера в доме Питти была приятной и успокаивающей. Открывая ему дверь, Мамми улыбалась ему особой улыбкой, зарезервированной для самых почетных гостей, Питти сервировала ему кофе с капелькой бренди и все порхала, порхала вокруг него, а Скарлетт с восторгом ловила каждое слово, что он изрекал. Иногда после обеда он брал с собой Скарлетт, когда выезжал по делам в своем кабриолете. Эти прогулки приносили ему радость несказанную, потому что она задавала массу глупейших вопросов, «так по-женски», говорил он себе, одобрительно на нее поглядывая. Он не мог удержаться от смеха, видя ее полное невежество в деловых отношениях, и она смеялась тоже и оправдывалась:

– Ну и что же, вы ведь не могли ожидать, чтобы женщина, да еще такая глупышка, как я, разбиралась в мужских делах.

До сих пор он жил старой девой, и вот впервые она заставила его почувствовать себя мужчиной, сильным, стойким, уверенным в себе мужчиной, которого Господь соорудил из более благородного материала, нежели остальных: он создан, чтобы оберегать глупеньких, беспомощных женщин.

Когда же они встали наконец перед алтарем и ее маленькая рука доверчиво легла ему на руку, опущенные долу ресницы отбрасывали густую тень на пунцовые щечки, он все еще не понимал, как это произошло. Только одно он знал – что впервые в жизни совершает нечто романтическое и необыкновенно волнующее. Он, Фрэнк Кеннеди, увлек это восхитительное создание и взял в свои крепкие руки. Это было главное чувство.

Ни друзья, ни родные не стояли рядом с ними во время бракосочетания. Свидетелями были незнакомцы, позванные с улицы. На этом настояла Скарлетт, и он согласился, правда против желания. Ему хотелось бы, чтобы в такой момент рядом были сестра и зять из Джонсборо. И прием в гостиной мисс Питти, с тостами в честь новобрачной, в кругу счастливых друзей его бы очень порадовал. Но Скарлетт и слышать не хотела даже о присутствии мисс Питти.

– Только мы двое, Фрэнк, – лепетала она, сжимая его руку. – Как будто мы сбежали. Мне всегда хотелось убежать и обвенчаться тайно. Пожалуйста, сердце мое, ради меня!

Такое интимное словечко, совсем еще новое для его слуха, вкупе со сверкающими озерами слез, готовыми перелиться через край из прозрачно-зеленых, умоляющих глаз, не могло не одержать победу. В конце концов, мужчина обязан идти на уступки, особенно на свадьбе, ведь женщины придают громадное значение всяким сентиментальным штучкам.

И, не успев опомниться, он стал женатым человеком.