Унесенные за горизонт

В разгар кампании по борьбе с так называемым космополитизмом «ортодоксы» от философии добрались наконец и до Ивана Васильевича. Максимов вспомнил о его книжке «Принцип соответствия в современной физике...» 10 марта 1950 года состоялось ее обсуждение. Сторонники Максимова Шахиаронов, Компанеец, Халатников, Леонов предложили проект резко отрицательной рецензии. Однако получили серьезный отпор со стороны Карпова, Овчинникова, Гейвиша, Штейнмана и других. Но лучше всех, как говорят, защищался сам Иван Васильевич. Хорошо зная правила игры, принятые в то время, он уже во вступительном слове указал на допущенные пробелы, указав, что вызваны они прежде всего необходимостью быть кратким, и отвел многие замечания в заключительном слове. Перед обсуждением он явно волновался, но не за свою работу, а в связи с ожидаемой подлостью критики его труда. К сожалению, я опять не присутствовала на обсуждении. Но эта «вторая защита», по общему мнению, была так хороша, что недруги и «ортодоксы» были вынуждены ограничиться лишь публикацией материалов обсуждения в журнале «Вопросы философии», где А. А. Максимов заявил в резюме, что книга И. В. Кузнецова страдает «серьезными пороками», что он подменил учение Ленина об объективной истине, о соотношении относительной и абсолютной истин «принципом соответствия». К счастью, диверсия не удалась, внешних «вредных» последствий для Вани это обсуждение не имело

[89].

Лето 50 го

Вскоре по возвращении с курорта со мной начали твориться довольно странные вещи. Заснув, я вдруг просыпалась как бы от толчка, вскакивала и бежала невесть куда. Иван Васильевич успевал «поймать» меня, как правило, у выходных дверей. Я вырывалась с большой силой, всех отталкивала и бормотала: «Скорей, скорей, мы погибли, погибли» ― и все в таком духе. Врачи утверждали, что это результат перегрева на солнце, а бред мой, испуг ― или результат страха времен войны, или «атавизм детского страха». Вполне возможно: пережила страшный испуг от пожара в деревне, где жила у бабушки, очень нервничала во время бомбежек Москвы, в особенности когда приходилось тушить зажигалки на крыше дома ВЦСПС. А вообще, конечно, думаю, виноват был и перегрев: вспомнила, что когда приехала в конце 1934 года из Нового Афона, тоже было что-то подобное с нервами, и меня лечили, назначили курс душа Шарко. Попросила водолечение и теперь ― помогло, хотя и не сразу. К весне эти приступы почти прекратились.

Стали собираться на дачу, которую удалось снять недалеко от Москвы, в поселке у станции Пионерская. Когда- то, в 1946 году, мы ездили сюда к маленькому Володе, который жил здесь на ясельной даче. Дача была довольно дорогая ― пять тысяч, но мы, не раздумывая, сняли весь низ с большой террасой. Уже в конце апреля перевезли туда малышей с няней, оставив старших детей доучиваться до июня. Сами ездили на работу с дачи. Чудесное это было место. Семь лет провели мы там и все годы восхищались и нашим участком, заросшим молодым березняком, и небольшой улочкой, сплошь покрытой зеленой травкой и упирающейся в густой лес, через который ходили купаться на озеро Власиху. К нам часто приезжала Соня Сухотина и ее возлюбленный ― Виктор Никифоров, который дружил со мной еще со времен «Профиздата», где работал в редакции журнала «Художественная самодеятельность». Да и других гостей было немало.

Ваня в этом, 1950-м году чувствовал себя преотлично ― ему хорошо помогали лекарства, привезенные из Парижа П.Н. Федосеевым.

Почти каждый вечер шли «сражения» в волейбол ― взрослые изо всех сил старались победить команду из двух мальчишек ― Эдика и Сережи. Юркие, подвижные, как черти носились они по полю, и нам, четверым взрослым, одолеть их бывало непросто. По выходным игра длилась чуть ли не весь день ― с перерывом на еду и купанье в озере. Ваня и Виктор входили в такой азарт, что иногда играли по три-четыре часа подряд. Мы с Соней волновались, умоляли их уйти с поля, отдохнуть, они обещали, но страсть к игре оказывалась сильнее. Тогда мы уводили более послушных мальчишек, и мужчинам ничего не оставалось, как, «обидевшись» и уверяя, что они нисколько не устали, идти за нами

«Люди русской науки»