Добрались нормально, я старался держать максимально возможную скорость чтобы добраться до брода, но больше тридцати километров в час не получалось, один раз чуть не навернулся, однако доехали. Сопровождающий попрощавшись покатил обратно. Командир, старлей что заслон держал на броде, сказал, что немцы пока не появлялись. Зато наших человек триста уже перешло. Его бойцы помогли перевести мне мотоцикл на ту сторону, толкая, там просушив движок, запустил его, с третьего раза, и покатил прочь от брода. Стоит отъехать подальше и найти подходяще место для днёвки. Пока я до брода добирался, то фара была включена, а тут выключил, ехал на ощупь, благо зрение адаптировалось и дорогу было видно, блестела укатанными колеями. Теперь мне нужно бояться не только немцев, но и наших. Вполне на звук мотора могут пальнуть. Дурных и злых на это дело всегда хватает. Насчёт обстрела я не преувеличивал, трижды меня обстреливали со стороны, хорошо не попали, я чуть позже обязательно груз на утечки проверял. Один раз на стрелковую колонну одной из наших дивизий наткнулся. Как меня не подстрелили, непонятно. Засаду устроили и встретили. Хорошо осветили фонариками, опознали во мне танкиста по шлемофону. Я показал бумаги командиру, тут уставший раненый майор был, что выполняю секретное задание, порадовал того что до брода немцев на пути нет, а идти им до речки ещё одиннадцать километров, и покатил дальше. Уже без приключений. К рассвету, проехав ещё километров двадцать, загнал мотоцикл в овраг, ну не было тут больше подходящих укрытий, нарезал штык-ножом травы, маскируя технику, и устроившись чуть в стороне от мотоцикла, вскоре уснул. А что не спать и охранять самого себя? Я один вообще-то, подчинённых ещё не набрал. К слову, у меня удостоверении записано что я командир танковой роты. О как повысили. Командующий пытался из своих возможностей всё выжить. Выше даже ему было бы сложно.
Проснулся я от того что на меня кто-то навалился, похоже не один, крутя руки. На автомате я перебросил одного через себя, сделав рывок бёдрами вверх и ногами, не зря два года греко-римской борьбой занимался, но другой скрутил крепко, и к груди прижалось что-то острое. Я уже открыл глаза и у видел, что это были не немцы, а красноармейцы, и один прижимал к моей груди штык винтовки. Если тот навалится на винтовку, то штык пробьёт меня насквозь, так что я замер. Ничего другого не оставалось. Меня быстро освободили от оружия, сдёрнув с ремнём, по карманам прошлись, пришлось им комбинезон расстёгивать, но документы не получили, они всё также к телу привязаны, даже наручные часы сняли. Планшетку и бинокль тоже. Вот сапоги не тронули. Не догадались залезть, а там великолепная финка, обменял на трофеи у ротного старшины комендачей того стрелкового корпуса. То, что это не немцы, меня не сильно порадовало. Похоже дезертиры. Да не похоже, они и есть. Война чуть больше недели идёт, сегодня тридцатое июня, а эти уже грязные как чушки, расхристанные и воняют. Как можно себя до такого довести? Девятерых я насчитал. Один наверху склона смотрит за окрестностями, четверо у меня и ещё четверо подошли к мотоциклу, что стоял в десяти метрах от меня и начали потрошить его. А я пошевелится не мог, этот громила крепко удерживал меня штыком. Другой, видимо старший, достал из кобуры, что держал в руках, мой «Наган» и покрутил его в руке.
- Ну краснопёрый, и что…