У них не было близких родственников. Нелепая трагедия десять лет назад оборвала жизни троих самых дорогих для них людей. В аварии сорвавшегося с огромной высоты монорельсового вагончика погибли мать Абелии, старший брат и ее первая и последняя любовь, ее жених. После случившегося академик и его дочь находились на грани жизни и смерти от перенесенного шока, и спасла их только взаимная любовь и трогательная забота друг о друге. Если бы не это, они, по всей вероятности, тоже ушли бы из жизни. Абелия с тех пор совершенно не интересовалась мужчинами и, так же как отец, находила успокоение и забытье лишь в каждодневной лихорадочной работе, в которую они окунались с головой и которой отдавались без остатка.
Со стороны Карнея Пари были, конечно, многочисленные двоюродные братья и сестры, со своими еще более многочисленными семьями, но ходить к ним было очень тяжело. Воспоминания накатывали с новой силой, вызывая тоску по безвозвратно ушедшим и навсегда их покинувшим людям. По взаимной договоренности отец с дочерью никогда не вспоминали вслух об этой тяжелой утрате и со временем научились прятать глубоко в своих сознаниях общую боль и даже получать от жизни те небольшие радости, которые доставляет повседневность и некоторые праздники.
Сейчас они сидели на ступеньках, держа на коленях подносы с едой, и оживленно обсуждали происходящее вокруг.
– Ой, смотри! Соседи тоже здесь обедают! Да не туда смотришь, там, чуть правее, на лавочке! Видишь, нас приветствуют? – И Абелия тоже замахала в ответ рукой. – Они ведь тоже любители нашего ресторанчика.
– Еще бы! – согласился ее отец, послав салют в сторону лавочки. – А народу-то сколько: трудно в такой толпе различать людей!
– Да скоро здесь вообще пройти будет невозможно!
– И что, все придут послушать этого Окапия?
– Папа! Ну, это же естественно: он самый лучший! – Абелия недоумевала. – Неужели он тебе не нравится?
– Да нет, нравится! – успокоил ее академик, отрезая кусочек обжаренной сочной отбивной. – Но нельзя же создавать такой культ и превращать обычного человека в какого-то идола!
– Это ведь никому не вредит…
– Ага! Не вредит! Ты глянь, что уже возле сцены творится! – Он, пережевывая мясо, указал вилкой на место предстоящего концерта. – Ни одного свободного дерева не осталось: висят на ветках, как обезьяны. До утра весь наш парк вытопчут! Как стадо диких слонов, честное слово!
– Ну, это ж праздник! – засмеялась Абелия. – Уже завтра деревья будут стоять как новенькие. Травку польют, где надо заменят…
– Вот эту молодежь я бы и заставил заняться восстановлением…
– Ой, папа! – неожиданно перебила его дочь. – Ни за что не угадаешь, кто к нам идет!
– Где? Кто? – Академик близоруко всматривался в ту сторону, куда глядела его дочь.
– Да вот же! Самый солидный и с самым большим подносом с едой!
– Вот это сюрприз! – Карней наконец-то узнал подходившего. – Спустился с облачных вершин, чтобы к народу быть поближе! – Он встал, отложил поднос.
Тасон поставил и свой еще парящий обед на парапет и обнялся с академиком. Потом поцеловался с его дочерью.
– С праздничком вас!
– И тебя также! Присаживайся! Вижу, ты голоден, как никогда! – пошутил Карней Пари. – Дня три небось не кормили?
– А знаешь, действительно уже и забыл, когда спокойно за столом сидел. Разве только у тебя в гостях. – Он сел, поставил поднос на колени и принюхался: – Ммм! Как пахнет! А я не сомневался, что найду вас недалеко от любимого ресторана. Я о нем всегда вспоминаю с довольным урчанием желудка.
– А я подумала, что вы пришли сюда послушать лучшего певца планеты! – пошутила Абелия. – Оказывается, у вас чисто гастрономический интерес.
– Здесь что, будет выступать Окапий? – чистосердечно удивился Тасон.
– Он вам тоже нравится?! – не поверила девушка.
– Еще как! – Тасон блаженно вздохнул: – Это я здорово попал! Хоть расслаблюсь немного.
– Много работы? – посочувствовал Карней, глядя, как старый друг с ожесточением набросился на салат. – Да и похудел ты в последнее время…
– То ли еще будет! – многозначительно изрек Тасон, вылавливая вилкой из густого соуса кусок мяса. – Чем ближе к пенсии, тем больше беспокойства!
– Ну да! Такие, как ты, не уходят на пенсию! – засмеялся академик. – Будешь носиться как угорелый до последнего вздоха. Без обеда, без сна и без отпуска. Ведь признайся: в отпуске давно был? – Услышав в ответ лишь скорбное мычание занятого обедом Тасона, неожиданно погрустнел и добавил: – Хотя так намного лучше. Очень не хотелось бы провести последние дни в постели, беспомощным и никому не нужным…
– Папа! – перебила его дочь с укором и с лаской в голосе одновременно. – Если у тебя будет подобное настроение, то я никуда не еду и остаюсь с тобой!
– Что?! – в один голос возмутились и отец, и Тасон, и от этого все трое засмеялись.
Карней продолжил, оправдываясь:
– Это я так, прикидываю, как оно будет лет через двадцать…
– А-а! – протянул Тасон. – Тогда другое дело! Но советую еще лет девятнадцать об этом и не думать. Понял?
– Извините, погорячился… э-э… вернее, поторопился!
Дальше разговор пошел веселый и непринужденный.