Универсальный Солдат [СИ]

— Чтобы я поклялся ему в верности и мой клан сражался на его стороне. По одному лишь слову я предам все, за что сражался. Отдаю ему должное. Он смелый человек.

— Разве лидер не должен быть смелым?

— Он да. Странно, но я уважаю его. Если он добьется своего, то в Зоне появится самая сильная группировка за всю ее историю. Но я не буду служить ему.

— Вы говорили, что Альянс — не захватчики. Что ваши люди пролили много крови…

— Верно. Я не хочу, чтобы теперь они проливали ее за Шухарта.

— Долгие месяцы вы убеждали другие кланы объединиться под единым знаменем впервые в истории. Грех, Последний день, Бандиты, Ренегаты. Этого никто до вас не делал, ни один лидер Свободы. Видимо, только вы по-настоящему понимали значение этого слова. И все это не ради власти. И не ради славы. Вы собрали их только ради спасения. Ведь никто бы из них не выжил. И разве их жизни не важнее вашей гордости?

— Гордости? К черту гордость! Дело не в ней, парень. Они шли за мной, потому что уважали меня. Потому что верили в меня. Но если я позволю себе дать слабину, позволю какому-то пижону манипулировать мной, дать ему свою верность, тогда всему придет конец. Всем моим начинаниям. Всему во что мы верили. Во что верил я.

— Но сколько еще людей осталось на Складах? Сколько ни в чем невинных парней, солдат? И почему вы не хотите спасти их? — Бродяга выдержал паузу — Вы боитесь показать свой страх.

— Ооо… — покивал анархист — Мне и вправду страшно. В этом нет стыда… Что со мной сделают? Расстреляют? Повесят?

— Вас сожгут заживо. На глазах у сталкеров, на глазах вашего клана.

Лукаш зажмурился и выдохнул.

— Скверная смерть…Я буду с тобой честен. Я не хочу умирать, гореть на костре. Не хочу, чтобы Свобода запомнила меня горящим и скулящим… Но это все же лучше, чем предать все, во что я верю.

— А что станет с вашими людьми? Вы сохраните достоинство и умрете стоя. Умрете как герой Свободы. Станете легендой. А потом придет Монолит. А с ним полчища мутантов. И тогда некому будет рассказывать легенды о славном лидере группировки.

— Ты хороший парень, Бродяга. Правда, хороший. В силу своего прошлого, ты замкнут в себе. Ищешь ответы на терзавшие твою душу вопросы. Пытаешься вырваться из этого порочного круга лжи и обманов, но не можешь… Если ты не можешь понять, почему я не поведу Альянс на чужую войну, то я не вижу смысла что либо объяснять.

— Вы совершаете ужасную ошибку.

Лукаш улыбнулся.

— Все чего я хотел, так это совершать ошибки по своей воле. И если бы мне был дарован шанс, пройти этот путь снова, я бы без зазрений совести воспользовался этой возможностью.

…

Топот собственных шагов набатом отдавался в голове. Ноги отяжелели, налились свинцом, силы покидали ослабевший организм, но Лукаш держал осанку, не позволял себе горбиться, падать духом. Сегодняшним вечером все собрались во дворе, ожидая начала казни. Сталкеры-зрители, долговцы-враги, наемники-палачи, свободовцы-братья. Две сотни бойцов устремили взоры на узника, гордо шедшего к эшафоту, утопленному в дровах.

Гробовая тишина повисла над истерзанным кровопролитной битвой заводом. Лидера Свободы подвели к Шухарту. Наемник сохранял строгость и присущую ему надменность.

— Лукаш. Я пощажу тебя, если ты и твоя армия поклянется мне в верности и пойдет за мной на войну.

Ответа анархиста ждали все. Роджер, стоявший впереди заключенных свободовцев, с надеждой смотрел на своего командира. Лукаш посмотрел на Бродягу и снова на Шухарта.

— Поклянись и живи — повторил наемник.

— Долгое время Зона для меня была родным домом… Удачи вам в грядущих воинах.

Бродяга, анархисты и сталкеры опустили глаза, а Шухарт коротко кивнул подручным. Двое бойцов подвели Лукаша к костру и привязали его к эшафоту так, чтобы его лицо видели все присутствующие.

— Все мы делаем выбор — повысил голос Шухарт, работая на публику- Выбираем между злом и добром, между светом и тьмой — наемник взял в руки факел и поднес его к сухому хворосту у столба- Но нет выбора без последствий…

От эшафота повалил густой дым, на хворосте уже плясали языки пламени, пожирая ноги прикованного к столбу анархиста. Еще мгновения и огонь взметнулся ввысь, целиком охватывая фигуру мученика. Лукаш задергался, осознание неминуемой гибели вгоняло в панику, в первобытный и всеобъемлющий страх. Губы Роджера задрожали. Он отвернулся, не желая видеть жестокую смерть лидера группировки. Шухарт не сводил глаз с окутанного огнем человека, твердо, не шелохнувшись, стоя у исходящего жаром эшафота.

В какой-то миг, над двором раздался громкий выстрел, эхо которого разошлось по всем закоулкам завода. Милосердная пуля даровала упокоение измученной жертве. Толпа обратила взоры на стоявшего поодаль Бродягу, который сжимал в руках снайперскую винтовку Макса. Лукаш выловил взглядом лицо монолитовца и, вздохнув последний раз, обрел вечный покой.

…

— Ты ослушался меня — тон Шухарта был твердым, не терпящим возражений- Пощадил анархиста, который уничтожил Росток.

— Я поступил так, как посчитал нужным — без тени страха отвечал Бродяга — Ты намерен убить меня?