Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число

— О нет, не обманывайся, их было множество! Я помню его в те далекие времена: менял их, как перчатки, пользовался, будто куклами для любви. Тринадцатый Демиург — не просто белый ворон и не просто фамильяр, Пуэлла. Ты крайне заблуждаешься, если считаешь, что в нем есть хоть капелька света и что-то милосердное, чистое, доброе. Он желает уничтожить Антарс и не дать нам его активировать, чтобы забрать тебя в свои владения и наслаждаться игрушкой в мире снов, который сожрет всякого, кто ступит сюда без его ведома и желания. Была одна такая девушка по имени Бона Фидес… — Оракул кровожадно потерла ладони. — Ты ее, разумеется, не знаешь. Умерла в прошлом году.

«Бона…»

— Однако не исключаю возможности, что вы виделись в школе. Она из Шикка, как и ты.

Оракул протянула руку, указывая на уродливый вид за окном и будто напоминая, что случится, если Пуэлла не поторопится с ответом и не согласится завершить Ритуал. Однако та все молчала. Не могла не дослушать до конца, не могла умереть, не зная ни единого ответа на те вопросы, что мучали ее все это время.

— Корвус сотрудничал с нами, чтобы сохранить свою шкуру. Ловил души своих прежних хозяек, вырывал их из тел в иных реальностях, приволакивал сюда, давая им подрасти и ступить на жертвенный алтарь.

«Белый алтарь ворона. Белый, как крыло Корвуса — тот, что стоял в Зале Распределения…»

— Видела бы ты, как он покорил ту наивную девчонку! Мы с Аминием смеялись до колик, видя, как Бона рыдает из-за несуществующих страданий, которые якобы мешали Корвусу рассказать ей всю правду. Ломать комедию было занимательно, хоть ворону не слишком нравилось выступать в роли шута, сидя в своей клетке. Но ведь изображать боль куда лучше, чем испытывать ее на самом деле, разве нет?

«Этого Бона мне не рассказывала. Напротив, она говорила, что боялась и ненавидела Корвуса — почти как я сама все свое детство».

— Она выполняла все его приказы, не спрашивая и не уточняя. Когда же настал черед, и роковое число тринадцать поставило все на свои места, девица, глупая и влюбленная, перерезала себе горло маленьким ритуальным ножиком на цепочке — одной из деталей Антарса. Корвус пообещал ей, что так она сделается сном и будет иметь возможность вечно находиться рядом с ним в его заточении. К тому моменту они оба уже пришли к выводу, что вырваться у него не получится еще целую вечность — но эту вечность Бона желала разделить с ним.

«Так вот почему Бона не выглядела как астральное тело, окутанное призрачной дымкой! Она была сном, и именно поэтому ни Шиа-Мир, ни кто-либо иной из преподавателей ее не замечал!»

— Правда вот, со дня смерти Боне был закрыт проход к Корвусу. Ее несчастную душу — проекцию, что надеялась до последнего остаться с любимым — поместили в Антарс, в то время как по Университету осталась блуждать лишь оболочка сна, напичканная воспоминаниями и чертами Боны, но не являвшаяся Боной в полном смысле этого слова. Думаю, она уже растворилась сейчас: такие существа болтают бред, смешивая события прошлого с собственным вымыслом, устраивают безумные выходки, а затем быстро исчезают, ибо в них нет никакой начинки — только шкурка, оставшаяся от личности, жалкий ошметок, не различающий сумасшествие сна от суровой реальности и с каждым мигом все менее и менее способный вести даже примитивный диалог.

Пуэлла вздрогнула. Видение, как пазл, стало распадаться перед ее глазами, и спустя мгновение они с Оракулом снова находились в кромешной темноте. Руки у девушки дрожали, но теперь она могла хотя бы пошевелить ими; в голове происходила куча-мала, и лавина мыслей мешала сформулировать нормально даже единственное предложение. Впервые в жизни, пожалуй, девушка прочувствовала на себе горький привкус выражения «не знаю, что и думать». Потому что она действительно не знала. И это было ужасно.

Она помнила, как Бона переродилась, войдя в Анахату Корвуса — но была ли это настоящая Бона? Или просто кусочек живого существа, разорванного на части, клочок изначальной сущности, оставленный снаружи, в то время как большая его часть пошла на активацию странного артефакта, призванного спасти человечество?

«Впрочем, Корвус ведь управляет снами, разве нет? Он — их создатель и повелитель, а это значит…»

У Пуэллы вышибло дух. Она часто моргала, глядя не на Оракула, а как бы сквозь нее, и никак не могла смириться с пришедшей ей в голову ужасной идеей.

«…а это значит, что сам Корвус поддерживал жизнь в этой остаточной сущности. Он позволял Боне — хотя навряд ли это безумноватое нечто можно назвать Боной — вести себя естественно для разлагающегося сна, но в моменты нужды связывался со мной через нее, говоря губами влюбленной дурочки, как через микрофон. Неудивительно, что та особенно вспылила, увидев предателя вживую после причиненных страданий, но вовремя умерила свой пыл, так ничего и не сказав про фальшивую влюбленность треклятого ворона. Это Корвус заткнул ей рот, это он же разыграл всю эту трогательную сценку с перерождением, пока настоящая девушка по-прежнему страдала и страдает внутри Антарса».