Университетская поэма

И снова — улочки кривые,ворот громады вековые, —а в самом сердце городкацирюльня есть, где брился Ньютон,и древней тайною окутантрактирчик “Синего Быка”.А там, за речкой, за домами,дерн, утрамбованный веками,темно-зеленые коврыдля человеческой игры,и звук удара деревянныйв холодном воздухе. Таковбыл мир, в который я нежданноупал из русских облаков.

8

Я по утрам, вскочив с постели,летел на лекцию; свистеликонцы плаща, — и наконецстихало все в холодноватомамфитеатре, и анатомвсходил на кафедру, — мудрец

с пустыми детскими глазами;и разноцветными мелкамиузор японский он чертилпереплетающихся жилили коробку черепную;чертил, — и шуточку нет-нетда и отпустит озорную, —и все мы топали в ответ.

9

Обедать. В царственной столовойпортрет был Генриха Восьмого —тугие икры, борода —работы пышного Гольбайна;в столовой той, необычайновысокой, с хорами, всегдабывало темновато, даромчто фиолетовым пожаромот окон веяло цветных.Нагие скамьи вдоль нагихстолов тянулись. Там сиделимы в черных конусах плащей

и переперченные елисупы из вялых овощей.

10

А жил я в комнате старинной,но в тишине ее пустыннойтенями мало дорожил.Держа московского медведя,боксеров жалуя и бредякрасой Италии, тут жилстудентом Байрон хромоногий.Я вспоминал его тревоги, —как Геллеспонт он переплыл,чтоб похудеть… Но я остылк его твореньям... Да проститсянеромантичности моей, —мне розы мраморные Китсавсех бутафорских бурь милей.

11

Но о стихах мне было вреднов те годы думать. Винтик медныйвращать, чтоб в капельках воды,

сияя, мир явился малый, —вот это день мой занимало.Люблю я мирные рядылабораторных ламп зеленых,и пестроту таблиц мудреных,и блеск приборов колдовской.И углубляться день-деньскойв колодец светлый микроскопаты не мешала мне совсем,тоскующая Каллиопа[2],тоска неконченых поэм.

12

Зато другое отвлекало:вдруг что-то в памяти мелькало,как бы не в фокусе, — потомясней, и снова пропадало.Тогда мне вдруг надоедалоиглой работать и винтом,мерцанье наблюдать в узореоднообразных инфузорий,кишки разматывать в уже;

лаборатория ужемне больше не казалась раем;я начинал воображать,как у викария за чаеммы с нею встретимся опять.

13

Так! Фокус найден. Вижу ясно.Вот он, каштаново-атласныйпереливающийся лоскпрически, и немного грубыйрисунок губ, и эти губы,как будто ярко-красный воскв мельчайших трещинках. Прикрылаглаза от дыма, докурилаи, жмурясь, тычет золотымокурком в пепельницу... Дымсейчас рассеется, и станутмигать ресницы, и в упорглаза играющие глянути, первый, опущу я взор.

14