Я приложила руки к животу, и плач начал стихать. Видно мои глаза расширились от удивления. Фэй хотела что-то сказать, но я сделала ей жест молчать. Теперь плач уже не был таким громким, словно ребенок вот-вот утешится, но все еще всхлипывает от обиды. Я провела рукой по животу, снова тихий всхлип. Тогда я откинулась на подушку и прислушалась, погружаясь в себя, в свои ощущения. И я почувствовала это – боль, она была сильнее, чем моя собственная, боль и отчаянное одиночество, а еще страх, панический ужас. Это существо, внутри меня, оно передавало мне свои эмоции, и сейчас оно очень боялось. Что-то в моей душе всколыхнулось, невидимое, еле ощутимое. В этот момент Фэй подошла к аппарату УЗИ и снова взяла датчик, и, пользуясь моментом, приложила его к моему животу.Она включила звук на полную громкость, и я замерла. Тук…Тук…Тук… Что это? Словно бьется чье-то сердце. Я посмотрела на Фэй, она с трудом сдерживала слезы:
- Это сердечко твоего малыша, он напуган, пульс участился. Он чувствует, как сильно ты его ненавидишь. Марианна, не надо…Этот малыш, он наверняка все понимает. Нельзя так. Он же совсем крошечный. Ты для него весь мир. Ты для него центр этой вселенной.
От отчаянья у меня перехватило дыхание, рыдания рвались наружу. Я не хочу. Не хочу этого ребенка. Это не может быть его сердце. У монстров нет сердца. Нет. Там кусок льда. Но сердце продолжало биться. То чаще, то быстрее. И вдруг я ощутила волну, внутри меня, в моем сознании безграничную волну любви, нежности. Не моей любви, потому что тогда я еще не любила ребенка, а его любви. Оно меня жалело, оно показывало мне, как сильно любит. Я снова слышала тихий плач. Наверное, я полностью погрузилась в свои ощущения. Теперь я прислушивалась. Меня охватило странное чувство, что я знаю, чего хочет ребенок, словно он просил меня. И я поддалась - погладила живот, нежно, едва касаясь. Плач стих. У меня в голове снова стало тихо, только теперь эта тишина успокаивала. Ребенок меня успокаивал. Я чувствовала его невероятную энергию. Он передавал мне импульсы, по моему телу растекалось тепло. В кабинете по-прежнему раздавался стук маленького сердца, и постепенно звук перестал быть резким и отрывистым, перешел в другой диапазон. Я не замечала, как продолжаю гладить живот, мною овладело странное оцепенение, я коснулась чего-то сугубо личного, интимного, которое принадлежало мне и ребенку. Он разговаривал со мной, он показал мне, что любит меня. Любит, так как еще никто и никогда на этом свете не любил и не будет любить.
- Ты его слышишь, да? Он дает тебе почувствовать себя? Марианна? Скажи мне – ты его чувствуешь?
Я кивнула и в растерянности посмотрела на Фэй.
- Вернуть профессора? Пусть продолжит осмотр?
Я снова кивнула и устало закрыла глаза. Ребенок перестал быть чем-то чужеродным и страшным. Я больше его не боялась. Наоборот, это он очень боялся меня. Во мне еще не было любви, но желание уничтожить пропало. Нельзя ненавидеть того, кто тебя так боготворит и боится. Теперь я не знала, что будет дальше. Я должна, наверное, смириться, позволить ему развиваться дальше. Может быть, когда-нибудь я тоже смогу ему ответить взаимностью. Единственное я знала точно – мне понравилось наше странное общение. Когда я «услышала» ребенка, я перестала испытывать острое чувство одиночества и горечи, теперь я уже не одна. Нас двое. Может быть Фэй права, я рожу его и оставлю ей. Думаю, это будет правильно.
20 ГЛАВА
Желание напиться до беспамятства становилось невыносимым по ночам, когда стихали голоса и движение на дорогах. Когда он лихорадочно продумывал каждый свой шаг. Это помогало отвлечься и забыться. Месть. Она грела душу. Он вынашивал ее заботливо, как мать носит под сердцем любимое дитя.