Unknown

И вот из-за какой-то пустяковой болячки я, накрутив себя, отправился — ты можешь себе представить! — в онкологический диспансер… А ведь в то время рак считался неизлечимой болезнью, ну, или почти неизлечимой… И этот диспансер казался нам тогда таким предбанником перед моргом!

И вот я шел и каждой частью своего тела чувствовал, что я совершенно здоров, что я иду туда напрасно, чтобы успокоить свою мнительность. Что я просто-напросто теряю свое время и собираюсь потратить впустую время какого-то неизвестного мне врача…

Помню, как уселся в безрадостном коридоре перед коричневой дверью, за которой только что скрылся согнутый в три погибели старик. Ну, примерно такой, как я сейчас…

Так на чем я остановился, ты мне не напомнишь? Да, и вот в этом мрачном тусклом коридоре я не смог усидеть на стуле, подошел к окну, смотрел, как за окном светит яркое солнце, колышутся пыльные листья деревьев…

Но когда я вернулся на свое место, то вдруг увидел, что напротив меня сидит … Да, ты правильно догадался, сидит очень красивая молодая женщина! Как я ее не заметил раньше — ума не приложу. Не стану тебе описывать ее внешность, это не нужно… Но если бы мне даже сейчас, спустя сорок или больше лет показали ее фотографию, я бы ее узнал!

Сразу же я совершенно перестал думать о своем мнимом заболевании, а только сидел и, бросая на нее осторожные взгляды, любовался ею и жалел о том, что увидел ее в таком неподходящем для знакомства месте!

И что же, ты думаешь, случилось дальше?

А случилось вот что.

В какой-то момент, я, движимый природными инстинктами, взглянул, наконец, на нее в упор. Ну так, как глядит каждый нормальный мужчина на понравившуюся ему женщину… И я увидел, что у нее вместо глаз — два черных ужаса.

Мне стало стыдно.

Ты спрашиваешь, что было дальше? А ничего… Помню, что я дождался своей очереди в обшарпанный кабинет и узнал, что совершенно здоров.

Да, вот такие островки прошлого еще сохранила моя память. Я почему-то часто думаю теперь об этой женщине. Сколько она прожила с тех пор? Кто знает…

Но почему я тебе об этом рассказываю?

Мне хочется, чтобы о ней кто-то помнил, кроме меня.

2015

АНЕКДОТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Ко всем, кроме Самуила Р., кто-нибудь приходил. К рыжебородому детине антисемитской наружности, лежавшему на койке у окна, через сутки приходила мать, а еще сын-семиклассник. От писателя Ярослава Б. ни на шаг не отходила жена. А еще к писателю приходили какие-то родственники и свойственники. Все они приносили фрукты, овощные супы и бульоны. С грустью смотрел Самуил на чужое семейное и околосемейное шебуршение. Вот, к нему ни разу никто так и не пришел. И оттого остальные обитатели палаты смотрели на него свысока, с жалостливым осуждением.

– Мужчина, хотите апельсин? – говорила ему писательская жена, пренебрежительно улыбаясь. Самуил, само собой, благодарил и отказывался.

Но если вы думаете, что он считал дни и, может быть, даже часы, ожидая, когда его выпишут из больницы, то вы ошибаетесь.

Дело в том, что всех этих совершенно чужих ему свойственников и родственников Самуил в силу какого-то психического недоразумения стал считать своими. Он, конечно, не спятил в медицинском смысле этого слова и умом понимал, что люди эти к его жизни никакого касательства не имеют и не будут иметь, но ничего с собой поделать не мог.

– Не дать ли вашему ребенку пару советов по физике? – предлагал он рыжебородому детине, желая приносить окружающим посильную пользу.

– Пока без надобности. Надо будет – скажем! – мычал детина в ответ на деликатное предложение.

Но все-таки не эти люди занимали большую часть болезненно чуткого воображения Самуила Р.

На соседней с Самуилом койке лежал совершенно невзрачный забавный человечек с детской физиономией, у которого в одно ухо был воткнут наушник, с проводом, тянувшимся от приемника. Время от времени человечек вскрикивал:

– В Уругвае-то наводнение! Эх, много людей погибло! В Греции-то землетрясение! Эх, разрушения и человеческие жертвы!

Самуил тщетно пытался испытать приязнь к безобидному соседу, но ничего, кроме глухого раздражения почему-то испытать не мог. И вот у этого-то невзрачного соседа посетителей было еще больше, чем у писателя и у рыжебородого… Невзрачного человечка по очереди посещали жены – настоящая и бывшая; вокруг него кучковались какие-то братья и сестры – родные, двоюродные и еще какие-то. Но главное – к нему регулярно приходила дочь Римма, в которую Самуил отчаянно влюбился.

Сердце его таяло, когда он видел, как молодая женщина, которая, похоже, поставила на себе крест, заботится о своем невзрачном, недалеком папаше. “Видимо, есть в ее отце что-то по-человечески важное, чего я никак не могу постичь”, – размышлял Самуил, подумывая заодно о том, что пора, давно пора завести семью…

И, надо сказать, что Римма, хотя и была поглощена заботой о своем слегка анекдотическом папаше, тоже обратила внимание на Самуила. Словно незримая нить протянулась между двумя неустроенными людьми , еще не успевшими даже перекинуться словом.