Джейми молча стоял в углу и не без сочувствия наблюдал за происходящим. Он слегка пошевелился, и Роджер взглянул на него. Джейми кашлянул.
– М-м-пфм. Знаю, что это в первый раз... Но, думаю, лучше сделать это пожестче, – тихо произнес он. - Бедный парнишка чувствует себя ужасно.
В изумлении Брианна искоса на него посмотрела, но Роджер кивнул, и его вытянутые в угрюмую линию губы немного расслабились. Расстегивая на ходу ремень, он отправился вслед за Джемом.
Мы втроем неловко стояли в кухне, не зная, что нам делать дальше. Брианна, прямо как Роджер, со вздохом выпрямилась, встряхнулась, словно собака, и потянулся за одной из убитых куриц.
– Их можно есть?
Для проверки я потыкала одну из кур - плоть под кожей была мягкой и вялой, но она еще не начала отделяться. Взяв петуха, я его понюхала: ощущался резкий и сильный запах засохшей крови и кислый душок излившихся фекалий, но сладковатой тухлятиной не пахло.
– Думаю, да, если тщательно их приготовим. Часть мы потушим, а остальное отварим для бульона и фрикасе, но вот перья никуда не годятся.
В то время как миссис Баг пошла прилечь, Джейми отправился в погреб за луком, чесноком и морковкой, а мы с Брианной принялись за грязную работу - стали ощипывать и потрошить жертв. Мы практически не разговаривали, изредка буркая что-нибудь по ходу работы. Но когда Джейми вернулся и поставил корзинку с овощами на стол возле Бри, та подняла на него глаза.
– Это же поможет? – спросила она серьезно. – Правда?
Он кивнул:
– Когда сделал что-то плохое, то чувствуешь себя паршиво и хочешь все исправить, да? Но исправить нечто подобное никак не возможно, – Джейми указал рукой на груду мертвых кур. Начали появляться мухи: они ползали по мягким перьям.
– Лучшее, что ты можешь сделать – это ощутить, что искупил свою вину.
Через окно донесся приглушенный вопль. Брианна инстинктивно вздрогнула, но потом тряхнула головой и, отмахиваясь от мух, потянулась за курицей.
– Я помню это, – я сказала мягко, вернувшись от образов минувшего. – Уверена, что Джемми тоже.
Джейми тихо усмехнулся, после чего замолчал. Я чувствовала, как его сердце бьется за моей спиной, медленно и уверенно.
МЫ ВСЮ НОЧЬ поочередно дежурили по два часа, так, что либо Джейми, либо Йен или я оставались в сознании. Джон Смит казался надежным, но существовала вероятность, что кому-то из команды «Чирка» взбредет в голову освободить моряков из трюма в надежде, что это сможет спасти их от грядущего повешения за пиратство.
С полуночным дежурством я справилась достаточно хорошо, но подниматься на рассвете пришлось с трудом. Пробуждаясь, я отвоевывала свой путь, выбираясь из глубокого колодца, выстланного мягкой черной шерстью, а болезненная усталость цеплялась за мои израненные и скрипучие конечности.
Как только я вылезла из застеленного одеялом гамака, в него тут же завалился Джейми, и, несмотря на острое рефлекторное желание опрокинуть его оттуда, а самой забраться обратно, я слегка улыбнулась. Либо он был полностью уверен в том, что я могу продолжать дежурство, либо он уже готов был умереть от усталости и морской болезни. «Или и то, и другое», – подумала я, поднимая морской офицерский плащ, который Джейми попросту с себя сбросил. Это единственная вещь, которую в нынешней ситуации можно назвать прибытком: жуткий плащ прокаженного мертвеца я оставила на борту «Чирка». Этот был гораздо лучше: сшитый из новой темно-синей толстой шерсти, на алой шелковой подкладке, и по-прежнему хранящий изрядное количество тепла от тела Джейми.
Поплотнее завернувшись в плащ, я погладила мужа по голове, чтобы посмотреть, улыбнется ли он во сне, – его губы слегка дрогнули в улыбке – и, зевая, побрела в камбуз.
Еще одним небольшим кушем стала металлическая банка хорошего чая «Дарджилинг» в буфете. Перед тем, как отправиться в постель, я развела огонь под котлом с водой, и сейчас она была горячей. Я зачерпнула кипяток раскрашенной фиалками чашкой – очевидно, из личного сервиза капитана.
Чай я взяла с собой наверх и после делового обхода палубы остановилась взглядом на паре матросов, находящихся на дежурстве – мистер Смит держал штурвал. Стоя у поручней, я пила свой ароматный трофей и наблюдала за утренней зарей, выходящей из моря.
Если кому-то вдруг приспичило бы сосчитать благодати (и, как ни странно, возможно, мне самой), то этот момент оказался бы из их числа. Мне приходилось видеть рассветы в теплых морях. Они напоминали раскрытие некого невероятного цветка: великолепное медленное распространение тепла и света. Северный восход, словно неторопливое открытие двустворчатой раковины, был холодным и нежным, небо переливалось перламутром над бледным серым морем. Мне подумалось, что в этом ощущается что-то интимное: будто оно предвещало день, полный тайн.