На второй день жара стала непереносимой. Они пили по глотку в час, экономя воду, как только возможно. Пока Хан шел, он нес Ангаахай на своей спине, и ее лицо было подставлено лучам беспощадного солнца. Она терпела. Не жаловалась. Он пытался хоть как-то изогнуться, чтоб спрятать ее, но это не представлялось возможным… Его маленькая сильная птичка расплакалась ближе к вечеру. Очень тихо, почти неслышно. Он скорее угадал, чем услышал.
– Что случилось? Что-то болит? Ангаахай!
– Ничего. Ничего. Поспи…ты устал и нес меня весь день.
– Говори!
– Не могу…я не могу.
– Почему?
– Мне стыдно.
– Хочешь в туалет?
Молчит. Глупая, стеснительная девчонка.
– Серьезно. Стесняешься меня… плевать на все. Не думай ни о чем. Это так же естественно, как дышать, и самое главное сейчас выйти отсюда.
– Я не могу… это ужасно. Ты всегда будешь это помнить, об этом и о том, как я выглядела… о моих волосах.
– О Боги, женщина! Ты реально думаешь об этом сейчас?
Он рассмеялся, чтобы ее поддержать, но от бессильной ярости невольно сжал кулаки. Только от одной мысли о том, как сейчас страдает его маленькая лебедь, хотелось сжечь суку Албасту живьем. Ничего. Они выйдут отсюда. Совсем скоро. Он помнил, что говорил ему о звёздах дед, и придерживался маршрута. Был уверен, что еще часов пять – шесть, и они увидят первую деревню… Но он просчитался. Они не вышли к деревне ни через шесть часов, ни через десять.
– Скоро, маленькая, скоро. Мы близко. Я знаю.
Скорее себе, чем ей.
– Ничего. Я пока посплю.
– Поспи.
Ближе к вечеру второго дня она стала засыпать все чаще. И он знал почему. Ее изматывает голод и жажда. Она не привыкла к такому. Жизнь не учила ее выживать. Зато сам Хан мог голодать неделями. Ему хватит и сил, и физических ресурсов. Он знал, что Ангаахай сейчас в ужасном состоянии. Ее лицо обгорело на солнце, наверняка потрескались губы, и слезятся глаза. Ночью он находил ее руку и держал до самого утра, чтобы быть уверенным, что с ней все в порядке, что она жива.
Лала давно убежала, уже не сопровождала их. Когда на утро четвертого дня они вместо дороги вышли к огромному холму, поросшему засохшей травой, Тамерлан взревел и упал на колени… Она не издала ни звука. Сжал пальцы, они слегка сжались в ответ.
Поставил флягу на землю, лег на бок, так, чтобы она могла захватить ее зубами и допить последние капли. Вот и все. Теперь у них нет и воды тоже. И встать нет сил.
– Ангаахай…
Молчит. Какая-то невесомая совершенно. Ему кажется, что она не дышит, и он с ужасом орет:
– Ангаахай!
– Я… я уснула.
– Расскажи мне… расскажи мне о нем.
– О ком? – голос едва слышен, и у него все щемит внутри, когда ее слова еле доносятся до ушей.
– О нашем сыне. Расскажи, какой он. Нарисуй его мне.
– Он красивый.
– Так все матери говорят… моя говорила, что я самый великолепный мальчик на свете.
– Так и есть… он самый великолепный. У него… твои глаза. Все твое. Маленькая копия.
Думать о том, что дети могут оказаться в лапах красногубой, он не хотел. Скорее всего, она блефует, иначе уже давно бы использовала этот козырь.
– Почему ты назвала его Тамерлан?
– Потому что нет имени красивее твоего. И нет имени, более подходящего твоему сыну.
Сын. Он долго запрещал себе погружаться в мысли о нем, запрещал надеяться и любить. Потому что в любой момент аномалии могли проявиться, и он боялся спросить… боялся задать ни этот вопрос.
– Он…он…нормальный?
– Он более чем нормальный. Ножки, ручки, зубки.
Закрыл глаза. Вопреки всем прогнозам врачей… Но он ей верил. Кому верить, если не его лебедю.
Вдалеке послышался хруст веток, и Хан приподнял голову. Выпрямился, сел.
Если это койоты, то им несдобровать со связанными руками. Но вместо стайки мелких тварей увидел горящий взгляд зеленых глаз, и внутри все похолодело – Лала вернулась. Голодная, измотанная Лала. И сейчас они оба для нее уже не бывшие хозяева… а сырое и сочное мясо.
Если подмять Ангаахай под себя, то тигрица первым растерзает его… а Ангаахай получит отсрочку. Сытая Лала не тронет ее. И возможно… если кошка будет особо кровожадной, Лебедю удастся высвободиться от веревок.
Возможно, это и есть спасение… Для нее.
Развернулся со мной вместе лицом к тигрице, а я кричу, бьюсь изо всех сил, чтоб не смел подставляться, не смел отдавать себя ей. Ощущая спиной его напряженную спину, настолько сильную, что мне казалось иногда, что она каменная. А потолм кошка бросилась и я дитко заорала….
Их тела нашли рано утром…Эрдэнэ и братья не успели их спасти. Так окончилась красивая легенда о девушке лебеде и о Хане
КОНЕЦ ТРИЛОГИИ
27.05.2010
Харьков
Продолжение в новой книге Лебедь для Хана.