- Именно так, - продолжал генерал всё так же твёрдо, - и ждать неделю или десять дней, пока архиепископ поправит здоровье, я не могу. Через неделю меня тут уже не будет.
Брат Илларион, не отрываясь, смотрел на Волкова. И во взгляде этого смиренного и тихого человека читалось его железное нутро, что он искусно прятал в себе: «высоко же ты, сын мой, взлетел на крыльях своего самомнения, не убиться бы?»
А генерал взгляда не отводил, и во взгляде его читалось: «Да хоть и так, хоть и взлетел, а что мне, славному генералу, победителю хамов и еретиков, сделается?»
Агнес, которая как раз была рядом, видя взгляды двух этих влиятельных и сильных мужчин и чувствуя смыслы этих взглядов, притихла. А за хозяйкой и Ута с Зельдой замерли, дышать перестали. Даже беспечный обычно Фейлинг, и тот замер на другом конце стола.
И монах, поняв, что генерал в желаниях своих твёрд и отступать не думает, потупил взор и сказал смиренно:
- Что ж, просьба ваша вполне справедлива. Подумаю, как её донести до нашего сеньора.
- Я был бы вам признателен, дорогой друг, - так же с лаской отвечал кавалер.
Тут брат Илларион обратил взор на Агнес:
- А вы, умница и красавица, отчего ещё я не слыхал о вашей помолвке? Дядюшка ещё не нашёл подходящую для вас партию?
Тут Волков немного растерялся, не знал, что ответить на такой вопрос, но Агнес всегда знала, что сказать.
- Я просила дядю с этим повременить, - отвечала девушка.
- Душа моя, чего же вам тянуть? - удивился монах. - Вы уже в тех летах, когда можно и по заповеди божьей искать себе спутника в мирском пути. Вы бываете в лучших домах города, неужели никто из молодых людей вам не приглянулся?
- Ещё не решила я, какой путь выбрать, - отвечала Агнес. – Может, составить кому-то партию, а может, идти в невесты Христовы.
- Ах вот даже как? – удивился монах. – А есть ли у вас духовник?
«Уж не вы ли, святой отец, мылитесь в духовники моей «племянницы?»
- Есть, святой отец, есть, - сказала Агнес, но имени священника называть не стала, хотя могла рассказать этому монаху, что своему духовному отцу она продаёт зелья для привлечения.
А брат Илларион про её духовника больше ничего спрашивать не стал, не для того он пришёл, он завёл речь про другое:
- А вас, друг мой, наверное, тоже горожане приглашают на обеды?
«Зачем же спрашивать, святой отец, о том, о чём вы и так знаете? Уж спросили бы сразу о том, что вы не знаете».
- Да, вот только вчера банкиры приглашали на ужин.
- Ренальди и Кальяри?
- Они, они.
- О, эти никогда не пригласят просто так, - заметил святой отец.
«Что они, что вы… Вы все никогда и ничего не делаете просто так».
- Да, ужин был деловой, они сделали мне предложение.
- Предложение, конечно, секретное?
- Да, секретное, но от вас, друг мой, у меня секретов нет, - простодушно произнёс Волков. – Они хотят купить у меня серебро.
- То серебро, что вы хотите передать в дар церкви?
«В дар церкви? Да вы его уже в мыслях перечеканили в казну курфюрста Ланна».
- Нет, помимо двадцати пудов, что я хочу передать вам, у меня есть ещё серебро.
- Еще серебро? – удивился монах. – Сколько же его у вас, друг мой?
- Сто пудов, - отвечал кавалер, - или около того. До верности не знаю, взвешивал дурно.
Лицо брата Иллариона вытянулось, как он ни умел владеть собой, как ни скрывал себя за маской спокойствия и благообразия, тут маска не удержалась на его лице.
- Сто пудов? Это… Это большие деньги…, - и, уже не пытаясь быть спокойным, он спросил, - а сколько же вам предложили эти мошенники?
- Доторговались до тридцати гульденов за пуд.
Казначей Его Высокопреосвященства считал в уме, наверное, лучше, чем Волков, он сразу всё подсчитал:
- За двести тысяч талеров Ланна они предложили вам всего три тысячи гульденов! Так они предлагают вам меньше половины стоимости вашего серебра!
- Да, кажется так.
- Истинные мошенники. Надеюсь, вы не дали им письменного согласия? – волновался монах.
- Я обещал им подумать.
- Это мудро. Вот что я вам предложу, друг мой, я предложу вам за сто пудов вашего серебра сто десять тысяч талеров Ланна и Фринланда.
- Сто десять тысяч? – Волков прикинул: да, это предложение было заметно весомее того, что предлагали банкиры. На тридцать тысяч серебряных монет больше.
- Только, - монах чуть поморщился, - я смогу расплатиться с вами не сразу. Я буду отдавать вам по двадцать тысяч монет в месяц.
«Ах, какой вы умный, святой отец, возьмёте у меня сто пудов серебра, и из него, на своём же монетном дворе, отчеканите своих же монет двести тысяч штук, и из этих монеток, потихоньку, будете отдавать мне долг в сто десять тысяч полгода. А может, и вовсе их зажмёте при надобности, или если я погибну на войне. А ещё банкиров называли мошенниками».
- Долго, мне деньги сейчас нужны, говорю же вам, у меня война большая предвидится, – отвечал Волков.
- Хорошо, сорок тысяч я вам за неделю соберу, если вы мне те двадцать пудов, что обещали, немедля передадите, – предлагал монах. Волков видел, что он готов был идти на уступки, казначей никак не хотел упускать эти сто пудов серебра.